Ненавижу за любовь - Марина Серова

Так, что там еще? «У больного имеются нарушения в сфере мышления», «соскальзывающие ассоциации», «формирование паралогичных умозаключений, нарушение абстрагирования». Врач рекомендовал лечение «нейролептиками с преимущественно тормозным эффектом в быстро нарастающих дозировках: аминазин, тизерцин… нейролептики с антипсихотическим действием: галоперидол, триседил… корректоры: циклодол, артан…», и еще целый абзац с перечнем препаратов. Мамочка родная, сколько же Яковлев проглотил всего этого… Пожалуй, после такого количества психотропных медикаментов так «затормозишься», что забудешь, кто ты и как тебя зовут.

А где же дата поступления в стационар? Да вот же она, на первой странице истории болезни: 15 марта 20… года. Да, находится здесь Вячеслав Афанасьевич почти три месяца. Это что означает и доказывает? Это доказывает то, что к ограблению Мирославы он не имеет никакого отношения и мне здесь делать больше нечего. И если так, то возникала новая задача – благополучно выбраться на волю. Для начала необходимо было спуститься на первый этаж, в женское отделение.

– Елизавета, – позвала я, – ваше величество, пойдемте обратно в ваши… королевские покои.

Когда мы вновь оказались на первом этаже, я спросила у нее, как можно выбраться наружу.

– Если ты, молодая ученая, пообещаешь мне, что найдешь Сократа, Аристотеля, Коперника…

– Я найду даже Конфуция, Пушкина, Магеллана, Леонардо да Винчи, а также Чайковского, Достоевского и многих других! – горячо огласила я весь список.

– Поклянись! – не отставала Елизавета.

– Клянусь, не сойти мне с этого места!

– Тогда следуй за мной, – велела она.

Мы снова пошли по пустынному коридору. Удивительное заведение эта психиатрическая больница. Больные разгуливают по ночам, медсестра на посту отсутствует, можно запросто войти в архив с историями болезней. Ну и ну, порядочки здесь, однако!

– Куда ты меня ведешь? – спросила я Елизавету.

– Сейчас узнаешь.

Мы вошли в боковую комнату, на двери которой было написано «Душевая». Елизавета открыла дверь, прошла к окну, приподняла решетку на нем и раскрыла оконную створку.

– Спускайся, здесь невысоко.

Я вылезла через окно и очутилась на земле.

– Прощайте, ваше величество, – сказала я напоследок Елизавете.

– Прощай и помни, молодая ученая, про свое обещание. Если не выполнишь, Господь взыщет с тебя.

– Выполню, не беспокойся, – заверила я ее.

Хоть бы поскорее убраться с территории, пока никто не заметил. Я осторожно пробралась к главным воротам, но они были закрыты. Что же делать? На мое счастье послышался шум подъезжающей машины. Наверное, кого-то привезли госпитализировать.

Я спряталась за большое дерево, поджидая, пока «Скорая» проедет вглубь, а потом короткими перебежками выскользнула за ворота. Уф, кажется, никто не заметил. Наконец, свободна.

Я добралась до своей машины, сняла больничный халат и сунула его в пакет, а сама переоделась в джинсы и футболку.

Через час я уже была в гостинице. Дежурный администратор молча выдала мне ключ от номера, но как-то недоверчиво на меня поглядывала. Ну да, первым делом нужно было принять душ, чтобы избавиться от специфического запаха, свойственного медицинским учреждениям. Видимо, потому девушка на рецепции так странно смотрела на меня.

Я сняла одежду, встала под душ и долго стояла, с наслаждением подставляя тело под упругие струи воды. После душа я сразу же легла спать, на ужин сил уже не хватило. Как все-таки была утомительна эта психиатрическая эпопея!

Проснулась я в скверном настроении. Еще одна версия виртуального ограбления рассыпалась в прах, я снова оказалась в исходной точке расследования. Конечно, мне не привыкать начинать все сначала. Но, чтобы начать, нужны были свежие идеи и… новые подозреваемые, у меня же на данный момент не было ни того, ни другого. К тому же общение с психически больными людьми выбило меня из колеи.

Я спустилась вниз и прошла в зал ресторана. Там я позавтракала, выбрав шведский стол: овощной салат, холодную телятину с соусом из тунца, ассорти из итальянских сыров и свежий апельсиновый сок (приготовить его я попросила официанта). Пришлось обойтись без кофе: в ресторане подавали только растворимый, который я принципиально не пью.

Покончив с завтраком, я вернулась в свой номер и принялась обдумывать дальнейшую стратегию расследования. Чтобы двигаться дальше, решительно необходимо найти ту женщину, которая приезжала в банк за деньгами. У меня сложилось впечатление, что никакая она не исполнительница, а ключевая фигура. Вот только как ее найти? Фоторобот получился какой-то расплывчатый, впечатления от ее внешности у управляющего банком «Фларт» Решетникова и кассира Людмилы Глебовны, выдававшей деньги лже-Мирославе, остались противоречивые, на них портрет не построить.

Надо будет позвонить настоящей Мирославе, пусть вспомнит всех знакомых женщин. Не может быть, чтобы ни с одной из них у нее не было каких-либо осложнений, для меня сейчас важна любая мелочь. Но не успела я взять сотовый, как он зазвонил.

– Алло, – сказала я в трубку.

– Таня, это я, Мирослава.

Надо же, как говорится, легка на помине. Но почему такой взволнованный тон, что там еще случилось?

– Да, Мирослава, я слушаю.

– Таня, вы где сейчас?

– Я в Самаре по вашему делу. А у вас как, у вас там все в порядке?

– Нет! Таня, бросайте все и приезжайте в Тарасов, Кариночку похитили! Найдите мою девочку, умоляю!

Час от часу не легче, только похищения ребенка и не хватало! Я быстро уладила все формальности с гостиницей, завела машину и поехала.

Приехав в Тарасов, я сразу отправилась к Мирославе. Она жила на улице Лермонтова недалеко от Набережной. На лифте я поднялась на седьмой этаж и позвонила в отделанную металлическими рейками дверь. Меня встретила заплаканная Мирослава.

– Проходите, – упавшим голосом сказала она и посторонилась, пропуская меня вперед.

Я оказалась в просторной прихожей. Ее даже можно было назвать холлом, поскольку в ней поместились два кресла и журнальный столик, на котором стоял подсвечник. На одной из стен висело импрессионистское полотно в оранжевых тонах, рядом находился встроенный шкаф с зеркальным фасадом. Пол в холле был выложен бежевой плиткой и покрыт мягким пушистым ковром темно-коричневого цвета.

– Давайте поговорим в гостиной, – предложила Позднякова.

Большая гостиная, помимо естественного света, льющегося из двух окон, была дополнительно освещена. Я обратила внимание на эллиптический вырез потолка и массивную люстру в нем, а также на многочисленные светильники на стенах и в нишах. На темном дубовом паркете лежал почти такой же ковер, как и в холле, только гораздо больше и более светлого оттенка.