Infernum. Последняя заря - Нина Мильтон

неделю, когда придут солдаты, а у нас нет для них ни-че-го! Мы с этими пожарами и воронами, загрызенными овцами еле наскребли на зимовку впроголодь. Чем кормить этих прикажете? Где размещать? Все амбары превратились в пепел, чтобы хотя бы их как-то обустроить.

— Мы могли бы объяснить все, — не унимался кто-то.

— И кто тебе поверит? Как ты докажешь, что не спрятал все? Почему городу, под чьей протекцией мы находимся, ничего не доложили? Не попросили помощи или содействия? Он сочтет это изменой. Помяните мое слово, нас всех казнят за измену. Нас столько лет не трогали, но сейчас вспомнят, что именно из-за нашей деревни не один год шли споры. И ничего не стоит Патани решить, что мы поддерживаем присоединение к Аз-Карету. Хвала Создателю, сейчас нет торгового сезона, увидят хоть одну азкаретскую рожу в деревне и головы полетят в тот же миг.

— Не преувеличивай, все прекрасно знают, что мы находимся на торговых путях и не можем не торговать с Аз-Каретом.

— Но не на пороге войны! Это ладно, как объяснять будем, ума не приложу.

— Мы могли бы показать сожженные амбары, разрушенные виноградники! Они ж разумные люди!

— Ха-ха-ха, молодо зелено!

— А докажи, что мы это не сделали сегодня? Что не сожгли уже после сбора урожая?

— Мы похожи на идиотов, чтобы лишать себя такого?

— Они может и разумные, но до смерти алчные! Им плевать! Для всех одни и те же условия. И они солдаты, думать не их задача, им сказано — они делают.

— Нам не вывезти это.

Голоса постепенно усиливались, перебивая друг друга. Кто-то вставал с мест, кто-то махал руками, буквально за секунду все в зале превратилось кипящий котел — все бурлило, брызгало, обжигало.

— Мы могли бы покрыть отсутствие продовольствия оружием! — тихо, все так же ни на кого не глядя произнесла Игиль. И это возымело свое действие. Все замолкли и замерли, словно перед бурей.

— Ты меня слышала вообще? Я сказал, что мы даже сотню единиц не успеем, а ты про перевыполнение плана! Промой уши! И ты их кормить железом собралась? — стал надвигаться на нее Йофас.

— Я бы на твоем месте не повышала голос! — спокойно продолжила Игиль, подняла голову и посмотрела прямо на Йофаса: — Ты не в том положении!

— Хочешь постучать молотком, найди себе другую кузню! Но твои старые кости… — сердито махнул рукой Йофас и повернулся, не собираясь продолжать этот бредовый диалог. Но ее дальнейшие слова остановили его, пронзили словно молния.

— Йофас, может, кто-то и забыл, но я помню про неуплаченный долг. Ты обязан деревне, и сейчас как никогда подходящее время отплатить за наше добро.

Йофас сжал кулаки, но не двигался с места. Только на лице играли желваки.

— Прекратите грызться как старые супруги! Это все неважно, мы не можем ему отказать, потому что тогда… — Староста замялся, но он должен был разрядить обстановку. Да, он знал, на что намекает Игиль, но не считал, что она в праве требовать с него уплату долга. Они все добровольно согласились тогда помочь.

— Что тогда? — пришел в себя Йофас. Он бы никогда не признался, но был благодарен в этот момент старику.

— Тогда сюда приедет не один отряд солдат. Как я и говорил, точнее догадывался, но надеялся, что все не так паршиво. Дальше в письме наш император достаточно тонко намекает на то, что подозревает нас в предательстве, — в глазах заметался страх и голос старосты сорвался.

— Читай дальше! — по слогам произнес Рун.

— Подробностей нет, лишь упоминание, что подозрение пало из-за доноса: кто-то видел, как на границе с деревней ошиваются постоянно солдаты, а также были замечены на гроте при подъеме в деревню.

Грохот перевернутого стола разрушил повисшую тишину и стал началом взрыва голосов, возмущающихся и препирающихся, обвиняющих и негодующих.

— Не знаю, что у вас за дела, — он откашлялся, заметив, как вздрогнули присутствующие от его голоса и замерли. Он выдержал паузу и когда ему хотели уже возразить, продолжил, — но вы не тому высказываете свое недовольство. Гонцов за плохие вести не наказывают.

— А ты вообще не вмешивайся! Как вообще тут оказался? — сделал шаг вперед Рун, сузив глаза.

— Сядь, я позвал. — скомандовал Йофас. — Его это сейчас касается не меньше, а может даже больше, чем других присутствующих. Это ему гнуть спину и сжигать руки до сползающей кожи, чтобы вы, — он обвел пальцем присутствующих, — считали мой долг уплаченным. Но я этого не забуду. Доброта, если я еще что-то понимаю, не требует ни благодарности, ни оплаты, иначе это уже сделка. — Йофас еще раз осмотрел всех, будто запоминал их, и резко, уверенными шагами преодолев расстояние до двери, вышел из комнаты.

— Куда он?

— Спасать вас от клейма предателей и смерти.

— С чего вообще императору подозревать нас в измене? Кто этот мифический доносчик? Тысячу лет не вспоминал о нас, и вообще эта земля…

— Рун, если продолжишь и эти слова достигнут его ушей, ты убедишь его в подозрениях.

Рун плюнул и ударил кулаком в стену.

Луйс продолжал стоять, прислонившись к стене и наблюдая за присутствующими, на чьих лицах застыли замешательство и страх. Еще какое-то время никто не смел нарушать тишину, но вздох облегчения пробежался по комнате. Лишь Старуха Игиль не почувствовала ничего. Луйс ощущал всю пустоту в ее сердце, казалось, она не способна даже на малейшее проявление чувств. Она первая встала, нарушив тишину:

— Раз мы все решили, не вижу смысла тратить время на изучение ваших лиц. И не надо на меня так смотреть, хотя бы себя не обманывайте, что не думали о том же, о чем только мне хватило сил сказать вслух. — Она повернулась к Сар-Микаэлу и с легкой улыбкой продолжила: — я давно не ваша прихожанка, поэтому можете не беспокоиться о моей грешной душе, ибо каждому уготовано по вере его, а я не верю ни в Создателя, ни в его правосудие. — Луйс ухмыльнулся такой дерзости, граничащей с безумием и смелостью. — После моей смерти я сгнию в земле, а душу свою я давно продала, когда согласилась стать частью безумия, охватившего империю. И не смотрите на меня так, я не жду от вас ни спора, ни дискуссий, ни тем более проповедей. Я знаю лишь то, что Создатель, которого знаете вы, не допустил бы такого. Это наша расплата. Это год, прозвучавший в пророчестве. — С этими словами она вышла в ночь, оставив дверь открытой.

— Она так и не оправилась! — спустя какое-то время тишину ошеломленных членов Совета нарушил шепот.

— От чего,