Слуга смерти - Майкл Маршалл Смит

Я попытался представить себя на их месте — заброшенных, на чужой земле, в окружении ненавидящих соседей, с подходящими к концу запасами еды. Глава колонии отправляется домой, чтобы пополнить припасы, и пропадает почти на целый период между Олимпийскими играми.

— А потом, когда он вернулся?

— Никого не было. Все исчезли. Ни единой живой души, никаких признаков трупов. Все имущество осталось на месте. Креста тоже нигде не нашли, однако на воротах частокола было вырезано слово «Кроатан».

— Ладно, — сказал я. — Звучит довольно жутко. И что же там случилось?

Он пожал плечами.

— Об этом толком никто не знает. Уайт хотел выяснить, что произошло с людьми, которых он там оставил, но капитана и команду корабля это интересовало куда меньше, и он вынужден был вернуться в Европу. Он пытался снарядить туда еще одну экспедицию в конце тысяча пятисот девяностых годов, но к тому времени Рэли и его спонсоры утратили к этому предприятию интерес. С тех пор это пробовали проделать многие, начиная с некоего Джона Смита, который побывал в поселении Джеймстаун двадцать лет спустя.

— И?..

— Смит поговорил с местными индейцами, и у него возникло несколько мыслей, которые обсуждаются до сих пор. Оказывается, слово «Кроатан» относится не только к племени, но и к довольно обширной и не слишком четко очерченной территории. Так что надпись могла означать место, куда все ушли, — как и было оговорено с Уайтом. С другой стороны, можно было предположить, что сами кроатаны сменили гнев на милость и начали помогать несчастным колонистам. Или если допустить, что это племя все же напало на них, то вполне возможно, что колонисты вынуждены были отступить в глубь материка. Любой из этих вариантов не исключает возможности, что некоторые или все поселенцы (по некоторым предположениям, все мужчины были убиты и остались только женщины и дети) ассимилировались с одним из местных племен. На самом деле есть несколько индейских народностей — в особенности ламби, — которых вполне можно в этом подозревать, причем с достаточной долей уверенности. К данной теории стали относиться серьезно где-то с середины тысяча восьмисотых годов, а разговоры об этом шли еще со времен Джеймстауна. Рассказывают о каком-то миссионере, о том, что в начале семнадцатого века он встречал в тех краях дружественно настроенных туземцев, говоривших по-английски, а также о некоем немецком исследователе, имени которого мне найти не удалось, но он якобы утверждал, будто встречался с «могучим народом бородатых людей» — то есть с возможными потомками поселенцев.

Раньше мне казалось, что буквы на двери хижины не произвели на меня особого впечатления, но после рассказа Джона мне вдруг стало холодно, будто я оказался посреди пустоты в компании мертвецов.

Зандт махнул рукой, подзывая официанта. Тот начал было объяснять, что занят, но, увидев взгляд Джона, сразу же пошел за вторым пивом для него.

— Вопрос в том, почему эта надпись была вырезана на двери хижины, которую мы нашли.

— Цитата? — предположил я. — Какой-то намек на тайну Роанока? Но какой в этом смысл?

— Он пытается что-то нам сказать.

— На самом деле я даже не думаю, что все это имеет хоть какое-то отношение к Полу. Ничто не связывает его с этим местом, да и вообще — зачем это ему? Зачем ему пытаться что-то нам сообщить?

— Половину времени, которое Сара Беккер провела в заточении, он читал ей лекции. К тому же вспомни тот текст, который ты нашел в Сети три месяца назад: разглагольствования о том, что все, кроме «соломенных людей», заражены социальным вирусом, вынудившим нас перейти к земледелию. Его миссия — сообщать об этом другим.

Мы сделали паузу, пока перед нами ставили пиво.

— Главное, — сказал я, — что Пол вовсе не считает себя всего лишь очередным психом.

— Никто из них так не считает, Уорд. Никто из этих людей не просыпается по утрам с мыслью: «Сегодня я совершу нечто по-настоящему чудовищное». Они просто делают то, что делают; некоторые из них понимают, что это плохо, а некоторые — нет. Но в любом случае, поступают они так вовсе не из-за этого.

— Да, — ответил я, несколько раздраженный его тоном. — Я понимаю.

— Они поступают так потому, что не могут иначе, точно так же, как наркоманы вкалывают героин себе в вены. Они не пытаются убить себя, не пытаются разрушить собственную жизнь. Им просто нужна очередная доза, точно так же, как тебе нужна сигарета или как одним нужно, чтобы у них до блеска были начищены ботинки, а другим — каждый день записывать телешоу на видеокассету или трижды проверять, что дверь заперта на ключ, прежде чем уйти из дома. У каждого есть свое магическое заклинание, свой ритуал, нечто такое, без чего они не могут жить.

— А для тебя это сейчас что? Пиво?

— Пошел к черту.

— Как у вас дела с Ниной?

— Не твое собачье дело.

— Нет, мое, — теперь я уже разозлился по-настоящему. — Во всем мире лишь трое знают о «соломенных людях». Я три месяца мотался по стране, стараясь никому не попадаться на глаза. Я до полусмерти избил одного несчастного парня в Айдахо, потому что мне показалось, будто он за мной следит. Собственно, у меня практически никого нет, кроме вас двоих.

— А что с деньгами, которые тебе остались от родителей?

— Их больше нет, — сказал я. — Не потрачены — просто исчезли. Они до них добрались.

— Черт, — пробормотал он. — Жаль это слышать.

Он помолчал, глядя через улицу.

— Все пошло наперекосяк, — наконец сказал он, уставившись на человека, переставлявшего картины в окне галереи. — Я переехал к ней. Ты же знаешь, мы раньше были вместе, еще когда я был женат. Думал, это поможет. Мы оба так думали. Но… она слишком чувственная.

— Верно. А ты всего лишь большой пушистый плюшевый медведь.

Он повернулся и пристально посмотрел на меня.

— Именно так я всегда и считал.

— Что ты делал во Флориде?

Зандт молча покачал головой. Он уже начинал всерьез меня раздражать.

— Ладно, так что еще тебе удалось выяснить?

— Ничего.

— Вот как? И ты проделал такой путь лишь затем, чтобы сообщить мне об этом? Это и есть твои новости?

— Я не только на это тратил время, Уорд, и я не собираюсь перед тобой отчитываться. Я пытался устроить свою жизнь. «Соломенные люди» — не единственное, что существует на свете, есть вещи и поважнее. Человек прямоходящий — всего лишь еще один убийца.

— Черт побери, — громко сказал я. — Он убил твою дочь и моих родителей. Он не просто «еще один». А ты занимаешься исследованием какого-то дерьма, произошедшего четыреста лет назад?

— Иногда приходится вернуться далеко назад, чтобы сделать то, что нужно.

— И это значит… что?

Зандт пожал плечами. Он сказал все, что собирался сказать.