ХВ Дело № 3 - Борис Борисович Батыршин

одной известной тебе организации. А там как-то не принято щеголять индпошивовскими тряпками.

Я представил себе Елену в наряде «от кутюр», идущей по бесконечному коридору горуправления ОГПУ — и с трудом подавил нервный смешок. Пожалуй, сотрудники, которым, согласно завету Железного Феликса, полагается держать голову в холоде, шеи посворачивают, провожая её похотливыми взглядами.

— Так ты, значит тоже… внештатная?

— Я ведь тебе уже говорила! — удивилась Елена. — Или забыл?

…И правда, говорила. Неужели склероз на подходе? А что, если припомнить, сколько на самом деле годков моему сознанию — так и нечему удивляться…

Она сделала ещё один шажок, совсем крошечный. Теперь её прелести, которых не мог скрыть даже беспощадный к выдающимся женским формам покрой жакета, почти касались моей юнгштурмовки. Запах духов щекотал ноздри, завораживал, вгонял в эротическую одурь...

…Когда мы были с ней в последний раз? Пять дней назад, неделю? А кажется, будто прошла целая вечность…

— Думаешь, я не заметила, что ты за мной следил позавчера?

Магия парижских, запахов, оцепенение накатившее от пронзительного ощущения её близости — всё отпустило меня враз. Будто обрезало.

— Хм… и на чём же я спалился — если это не секрет, конечно?

Она сделала шаг назад, разрывая опасную дистанцию.

— Всё очень просто, дорогой. Я проникла в здание через другой лаз, подготовленный заранее. А тот, которым воспользовался ты, оставила для отступления. Соответственно, по пути туда я ничего не заметила, а вот когда стала выбираться наружу — сразу же обнаружила следы в глубоком снегу, прямо возле стены. Ты, правда, пытался их замести, замаскировать, но получилось так себе — может, из-за темноты? Но, так или иначе, я поняла, что здесь уже кто-то побывал — а значит, мог меня видеть. Вот и решила подождать и понаблюдать — кто покинет здание через эту норку?

…Что тут скажешь? Только сакраментальное «Штирлиц никогда не был так близок к провалу…» А вот подавать вид, что смущён и расстроен вовсе не обязательно…

— Ясно. И что дальше?

Она привычным жестом продела ладонь мне под локоть.

— А дальше — пойдём ко мне. Нам надо многое обсудить — и обязательно до того, как Барченко проведёт этот свой кошмарный эксперимент.

VIII

Егор сделал движение, будто что-то зачерпнул из воздуха обеими руками, и начал лепить из него комок — на манер обычного снежка. С каждым его движением невидимый комок становился зримым — разгорался огненно-жёлтым, с багрово-алыми прожилками. Когда он перестал помещаться междусложенными ковшиками ладонями, Егор вытянул руку перед собой и продемонстрировал присутствующим огненно-рыжий, переливающийся языками пламени шарик, размером с крупный грейпфрут. Шарик жил своей жизнью — он подпрыгивал и ёрзал на ладони, словно порываясь улететь, но нем мог — его держали невидимые резиновые тяжи, каждый раз возвращая на место.

— Второго. — сказал Барченко в ответ на вопросительный взгляд пирокинетика. Того, что справа.

Зомби не мог не слышать его слов, но никак не отреагировал на вынесенный приговор — стоял, вцепившись в прутья решётки, и пытался их раскачать, вкладывая в рывки всю тяжесть своего немаленького тела. Решётка пока держалась.

Егор сощурился и бросил шарик — как мальчишки швыряют снежки, с замахом из-за головы. Огненный шар бесшумно пролетел полтора десятка шагов, отделяющих нас от арены, и угодил «мертвяку в грудь. Шипение, волна вони горелого мяса, зомби медленно заваливается на спину — в груди, в полосатой робе смертника зияет здоровенная обугленная дыра. Из дыры валит смрадный дым, а в глубине пульсирует и угасает, захлёбываясь выкипающей кровью, файербол.

Барченко сделал несколько шагов к решётке — зомби так и висел, откинувшись назад, на вытянутых руках. Пальцы, намертво, вцепившиеся в прутья, были мертвенно-белыми.

Учёный склонился, рассматривая прожжённую в неживой плоти дыру. Стоящий рядом чекист вскинул пистолет («маузер» «Боло» с укороченным стволом) и направил его на запрокинутую голову зомби.

— Любопытно, очень любопытно… — Барченко поправил очки. — А ведь он ещё живой… в смысле — ещё в состоянии двигаться! Сможете повторить, Стеценко? ТОлкьо на этот раз в голову, если можно.

Егор кивнул и принялся лепить из воздуха новый огненный шарик. Барченко с чекистом попятились, и файербол врезался в запрокинутое лицо «мертвяка», разбрызгивая голову кроваво-белёсыми лохмотьями.

Я сглотнул, борясь с подступающим приступом тошноты. Барченко велел мне находиться возле Егора и не отступать он него ни на шаг — да я и сам видел, какое разительное действие оказывает на его способности моё присутствие. С начала эксперимента мы пустили в расход уже три «подопытных экземпляра», и я… не то, чтобы привык, привыкнуть к этом казалось немыслимым — но перестал бурно реагировать. Отстранённо наблюдал, как смертников по одному заводят в отгороженный кирпичной стенкой закуток. «Подопытного» ставят посреди лаборатории, после чего специально назначенный чекист трижды стреляет в спину из нагана, целясь так, чтобы не задеть позвоночник — Барченко специально распорядился на этот счёт. Гоппиус осторожно приближается к трупу (ещё один чекист страхует его с «маузером» наизготовку) констатирует смерть, двое ассистентов в толстых кожаных фартуках подхватывают тело, забрасывают на лабораторный стол, притягивают к ложу широкими ремнями и принимаются сноровисто опутывать проводами. Ещё один лаборант возится с стоящей в углу аккумуляторной батареей, а Барченко в это время готовится к решающему этапу опыта — при помощи куска мела подновляет символы в круге, окружающем лабораторный стол, зажигает новые чёрные свечки — тонкие, какие бывают в церкви, но вместо запаха воска и ладана, распространяющие вокруг дурманящий резкий аромат. Нина держалась поблизости — на первый взгляд она никак не участвовала в происходящем, но если приглядеться — было видно, как руки её, а следом за ними и всё тело, слегка подёргиваются, словно силясь повторить движения Барченко.

Сам процесс создания зомби занимает не более трёх минут. Барченко застывает в изголовье стола (теперь мне понятно, почему там, в замке, Либенфельс лежал на мертвеце в такой позе — тот, едва обратившись в зомби, вцепился немцу в глотку и опрокинул на себя) и начинает необычно высоким голосом произносить нараспев монотонные фразы на незнакомом языке. Устроившийся возле батареи лаборант поворачивает рубильник, по проводам проскакивают бледные при дневном свете лиловые искры и лабораторию заполняет, смешиваясь с ароматом чёрных свечей, запах озона — свежий, электрический, тревожный. Свечи ярко вспыхивают и сгорают за считанные секунды, и когда гаснет последняя, тело на лабораторном столе шевелится, выгибается дугой и начинает биться в конвульсиях.. Лаборанты