Гиблое место - Ирина Мясникова

– Юля должна была вас предупредить. Странно, она очень обязательный человек.

– Дело не в Юле. Юля не смогла дозвониться, супруга моя телефон разбила случайно. Дело в Гилберт! Когда Юля при нас с женой позвонила Гилберт узнать, все ли у нее в порядке, мы услышали такую ругань, которая даже в общепите, по-моему, перестала быть актуальной.

Михайлова изумленно вскинула брови.

– Да, да! Телефон у Юли очень хороший, имеет громкий динамик, и мы слышали, как эта тварь поносила ни в чем не повинную Юлию. Я требую увольнения этой гадины.

– Подождите, Геннадий! Сами-то девушку уже и тварью, и гадиной обозвали. Мы же не знаем, что у нее случилось. Она сегодня не только на ваши занятия не пришла. Но, безусловно, я вам обещаю, что разберусь в этом деле и накажу, если надо, непременно. В любом случае мне очень приятно было с вами познакомиться, хоть и по такому некрасивому поводу. Приношу вам свои извинения. – С этими словами Михайлова пожала Иванникову руку и пошла на рецепцию поговорить с Юлей.

Юля сидела за компьютером с красными глазами.

– Светлана Андреевна! Сколько же это может продолжаться? Мы с девчонками работаем, клиентов завлекаем, облизываем их всячески, а тут приходит эта, не знаю, как назвать, и все псу под хвост. Ведь не первый раз уже! Мы же видим, кому из клиентов какой тренер лучше подходит, и время согласовать нам легче, так нет, влезет обязательно, все изгадит, а потом мы же виноваты будем. Ладно мы, мы то ей цену знаем! А девчонки на рецепции? Особенно новенькие. Они ж ее боятся до безумия. Она на них орет как бешеная, ей-богу. Бывает, что и при клиентах. Так и хочется в лобешник закатать.

– Ох, Юля, если б ты знала, как я тебя понимаю. Пойду-ка я все-таки домой, а то еле живая. Завтра разбираться будем.

Михайлова вышла из клуба и пошла к машине. Только подходя к своему автомобилю, она заметила, что идет шаркающей походкой, еле переставляя ноги.

Вечером, после ужина, когда супруги Ковалевы уже собирались лечь спать, Михайловой позвонила Юля.

– Ну, чего там опять в нашем дурдоме? – Уставшей Михайловой хотелось только одного – спать.

– Анекдот! – начала Юля веселым голосом. Похоже, она уже пришла в себя и вовсю веселилась. – Наш Иванников после тренировки пошел в баню, и угадайте, кого он там встретил?

– Пьяного доктора Стасова или писающего мальчика?

– Не угадали! Он встретил там Старкова!

– Да ну? Большая неожиданность! – Михайловой тоже стало весело.

– Иванников же не знал, кто это, думал, другой клиент. Ну, все Старкову и выложил. И про клуб хороший, и про замечательного директора, и про интеллигентный отдел продаж, и про персонал, и про мегеру Гилберт, увольнения которой он будет категорически от администрации требовать. Потому что Гилберт должна идти мести двор!

– А ты-то откуда знаешь, о чем они там говорили?

– Ха! Так с ними же Жмень был. Он же теперь Старкова тренирует, нашей великой красавице недосуг. Жмень все всем в подробностях и рассказал. Говорит, еле сдержался, чтоб не разоржаться.

– Плохо! Надо с ним поговорить. Он стал невольным свидетелем позора Старкова. В таких случаях надо сразу уходить!

– Это вы за Жменя, что ли, переживаете?

– Конечно.

– Святая вы женщина, Светлана Андреевна!

– Конец связи. – Михайлова повесила трубку и рассмеялась.

– Ну, чего там? – поинтересовался супруг, сгребая Михайлову в охапку.

– Да ерунда. Наш друг Старков столкнулся лицом к лицу с окружающей действительностью, и действительность ему совсем не понравилась, – ответила Светка, зарываясь к супругу под мышку. Больше всего на свете она любила вот так лежать, обнявшись с Сашкой Ковалевым, и ни о чем не думать, особенно о работе.

– Шла бы ты оттуда, птичка моя! Не твое это место.

– Согласна, не мое! Я обязательно уйду, вот только повод придумаю.

– А ты давай без повода.

– Ну уж нет! Без повода я еще сегодня с утра была готова, а теперь нет! А как же выходное пособие? Если я заявление по собственному желанию напишу, то для Старкова это будет большим подарком! Хрен ему!

– Жадность губит фраеров, не забыла?

Конечно, Сашка прав, как всегда. Но по большому счету Михайловой безумно было жаль оставлять в руках Старкова все свои достижения, а особенно коллектив. Коллектив же ни в чем не виноват, а она в ответе за тех, кого приручила. В смысле пригласила на работу, навешала на уши лапши про космические корабли, а сама, получается, готова спрыгнуть с поезда и исчезнуть в голубой дали.

На следующий день Лариса Гилберт пришла на работу к часу дня, прочитала приказ о вынесении ей выговора за прогул, расписалась в том, что с приказом ознакомилась, и с гордо поднятой фиолетовой головой направилась в кабинет Михайловой.

– Я тут бумажки ваши подписала! – сказала она, вваливаясь к Михайловой, как обычно, без стука.

Михайлова в этот момент проводила совещание с начальником охраны и завхозом по поводу усилившейся утечки полотенец и простыней.

– Лариса! Ты видишь, что я занята? Зайди минут через пятнадцать, и мы все обсудим, – строго сказала Михайлова.

– А мне нечего с вами обсуждать! Вы свои бумажки можете сколько хотите рисовать. Я прямо испугалась вся и дрожу!

– Хорошо, раз ты настаиваешь и тебе наплевать на то, что три очень взрослых человека потратят на тебя свое время, я тебе попытаюсь при всех объяснить, зачем я рисую всякие бумажки. Если сотрудник предприятия позволяет себе прогуливать, значит, он относится к своей работе наплевательски, а если сотрудник относится к работе наплевательски, его увольняют. Однако по трудовому кодексу это можно сделать только соблюдая некоторые формальности, а именно рисуя вот эти вот бумажки. Я одного не понимаю: если тебе не нравится твоя работа и ты на нее ходить не хочешь, почему ты просто не уволишься сама?

– Я уволюсь?! Как же! Не дождетесь!

– Тогда придется рисовать бумажки, ничего другого не остается.

– Это вы пупсику моему объясняйте! – Лариса вышла из кабинета, изо всех сил шарахнув дверью. Даже штукатурка со стены посыпалась. После этого она, не заходя больше никуда, последовала обратно к себе домой.

О том, что Лариса получила выговор и что подготовлен новый приказ о строгом выговоре, с подачи секретарши Кати в клубе знали все. Скептически настроенные инструкторы начали веселиться по поводу бумажной бюрократии, устроенной директрисой. Мол, все теперь пойдут прогуливать, если за это светит страшная бумажка со словом «выговор». Больше всех разорялся Жмень, которому опять пришлось работать вместо Гилберт. Однако секретарша Катя, обучающаяся на менеджера по персоналу, объяснила, что бумажка бумажке рознь, и если человека надо уволить, то необходимо соблюсти некоторые бумажные процедуры. Слово «уволить» вызвало в клубе настоящий переполох. Одни считали, что уволить Гилберт невозможно, другие говорили обратное, мол, директриса все делает с ведома Старкова, которого поведение Гилберт тоже уже достало. Кому понравится, когда тебе в бане про твою бабу неприятные вещи рассказывают. Жмень спорил и говорил, что Гилберт не только не уволят, а еще и Михайлову заставят перед ней публично извиняться. Ближе к вечеру Михайловой позвонил Старков.