Цикл «Идеальный мир»: Реквием по мечте - rrrEdelweiss

Снова повисло молчание. Потом генерал поднял на своего врача глаза, под которыми залегли темные тени, и тихо проговорил:

— Я знаю, док. Спасибо!

«Да, знаю! Но также понимаю, что Стокер — тот, кому я верю и которого люблю — не мог принять такое решение! Он сам говорил мне о взаимосвязи наших видов, о том, что нельзя мстить целому народу из-за нескольких ублюдков. А здесь пошел против своих же слов! Не верю, что Сток принял это решение! Я знаю, что авиаудары были подстроены. Я уверен, что крысы не делали всех тех зверств, о которых нам говорили. Очевидно, что кто-то разжигал этот конфликт, чтобы уничтожить их. Кто-то, кто близок к лидеру и манипулирует им. И я обязательно выясню, кто заставил Стока подписать эти приказы!»

Профессор, давая ему время подумать, снял очки и протер толстые стекла, подслеповато щурясь. Посмотрел сквозь них на просвет и вернул на нос, а потом произнес:

— Есть еще один момент, на котором я бы хотел остановиться. Твой страх того, что ты предал своего бога. Я знаю, что военные часто создают себе высшее существо, хранящее их, это вполне очевидный механизм защиты психики в таких случаях. Но теперь война закончилась, для тебя скоро наступит время вернуться к девушке, которая тебя ждет. Этот страх вряд ли позволит тебе стать счастливым и сделать счастливой ее. Так что его нужно отпустить. И ты сам уже знаешь, как: только возникает ощущение, что кто-то следит за тобой, хочет крови или толкает на жестокость, вспомни ее. Ощути кожей узор, который она для тебя нарисовала. Проследи мысленно линии. И тревога уйдет.

— Вот так вот просто? — Огонек скептически ухмыльнулся.

Профессор усмехнулся и внезапно задорно подмигнул пациенту:

— Я бы мог сделать вид, что я такой умный, напичкать тебя витаминами и рассказать, что это экспериментальные препараты, выпускаемые сверхограниченным тиражом, но… многие ситуации, которые кажутся безвыходными, решаются очень просто: правдой. И правда в том, что моя помощь тебе почти не требуется, ты сам отлично справляешься с происходящим. Тебе нужно лишь выгнать остатки той дряни, которой ты травился после ранения, из организма, как следует отдохнуть и дать себе право любить и быть любимым. Твоя девушка рядом. Желание о ней заботиться, покой и отсутствие новых факторов, которые бы провоцировали агрессию, — и все будет хорошо, генерал.

— Мне нужно создать семью и сменить работу на кабинетную рутину? — Мужчина впервые за все время их общения расправил плечи и улыбнулся не только губами, но и в глазах его появился смех.

— Именно. Это — то единственное лекарство, которое тебе требуется, — профессор ответил на улыбку и почувствовал, как поднимается в душе радость: он был уверен, что только что вместе с пациентом отыскал путь, который позволит тысячам травмированных солдат вернуться к нормальной жизни.

Любовь и покой. Главное, чтобы ничего больше не угрожало миру на Марсе.

Огонек. Укротительница демонов. После

10 лет после после победы над Плутарком.

Его женщины редко приходили к нему. Мама, бабушка, Праймер — все они, уйдя в мир иной, не беспокоили Огонька. Он был уверен, что там, за чертой, им хорошо и покойно.

Но сегодня семья навестила его.

Огоньку снова было пять. Серый мышонок открыл глаза, улыбнулся свету, что пробивался через занавески, и потянул носом воздух, в котором ощущался аромат чего-то домашнего и сладкого. Так пахли уютные утренние часы в выходные, когда папа не шел на работу, а мама готовила что-то вкусное. Так пахли…

— Бабушка! — мысль пронзила счастьем и восторгом: ее приезда он ждал уже неделю и накануне еле заснул в предвкушении визита дорогой гостьи! Огонек вскочил с кровати и как был, в пижаме с песчаными драконами, из слишком коротких штанов которой торчали худые щиколотки, помчался к источнику запаха, звонко шлепая босыми ногами.

Бабушка нашлась возле плиты вместе с источником теплого аромата: она пекла блинчики. Дядя, казавшийся еще больше в их маленькой кухне и едва помещавшийся на отведенном ему изящном стуле, жалобно скрипевшем при каждом движении, с аппетитом ел блин, обмакивая его в мамино домашнее варенье. Он облизывал пальцы и жмурился от удовольствия — видимо, встал пораньше, чтобы привезти бабушку к внукам, и теперь наслаждался заслуженной наградой.

— Дядьмодо! — мальчишка с визгом бросился на шею великану, и тот едва не подавился от неожиданности.

— Огонек! Не лезь к дяде Модо! Дай поесть с дороги! — мать сделала строгое лицо, но рассмеялась, когда брат радостно улыбнулся племяннику и без слов предложил укусить у него блин, чем ребенок тут же воспользовался.

— Ты зубы не чистил! — Праймер, с прямой спиной и прижатыми к бокам локтями сидящая на стуле напротив, бросила взгляд в его сторону и недовольно наморщила нос. Вот вредина!

— Да ладно, дорогая! Это только сегодня, да, малыш? — бабушка поставила перед Огоньком тарелку с дымящимися блинами и присела рядом. Мальчишка, повинуясь какому-то внезапному порыву, перебрался к ней на колени, а потом прижался к пахнущей сладким серой мышке. Обнял — да так и замер, не хотелось отпускать! Будто много лет не видел, успел смертельно соскучиться. Ласковые пальцы бабушки зарылись в шерсть на затылке, погладили антенны, давая время почувствовать, что она рядом. А потом какое-то непонятное, щемящее грудь чувство толкнуло Огонька к сестре, которая, не сказав ни слова, просто прижалась в ответ и задышала в ухо, повиснув на шее в каком-то болезненно-тоскливом объятии.

И, наконец, мама. Он подошел, обхватил ее талию, уткнулся лицом в живот. И дышал ею, дышал. Родная, ласковая, теплая. Мамины руки гладили по волосам, шее, она не пыталась вернуть его за стол, а просто обнимала в ответ, тихонько перебирая лохматую челку. Совсем как…

Внезапно образ мамы начал таять, оставив тепло от ощущения ее присутствия где-то в сердце. Нежный голос прошептал:

— Будь счастлив, родной. Теперь я за тебя спокойна…

Что-то плавно вытолкнуло его сознание из сна.

Даже не открывая глаз Огонек понял, что лежит в собственной постели на животе, уютно обнимая подушку. Ничего непривычного не было в том, как ощущались одеяло и простыни кожей, вот только нечто из сна будто последовало за ним в реальность, даря тепло и какое-то детское счастье.

Его глаза резко распахнулись, когда он вспомнил предыдущую ночь — первую, которую разделил с Нагинатой. Почему же тогда проснулся в одиночестве? Неужели все, что было вчера — лишь сон, и не было еще дня ее рождения?..

Но нет, все было: улыбнувшись, он