10000 желаний - Влада Ольховская

в изоляторе. А он поступил по-другому — оставил убийцу официальной системе правосудия, зная, что никто не будет бороться за его освобождение и он получит максимальный срок.

Так и вышло. Теперь, глядя на то, в каких условиях он жил последние годы, Карина понимала, что Евгений Волков его не пожалел. Напротив, быстрая смерть была бы не худшей участью для него, но вместо нее последовало заточение здесь.

Бродяга оказался в самой глуши, в отдаленной клинике для умалишенных преступников. У здешних «постояльцев» было лишь два шанса покинуть это учреждение: ногами вперед или в состоянии овоща после сильных психотропов, если родственники все же добивались освобождения. Но даже так семья получала на руки едва живого человека, который обычно больше года не протягивал.

Умом Карина понимала, что ей следовало бы пожалеть их, что ни один человек не должен оказываться запертым в грязной клетушке, которую и палатой-то назвать нельзя. Однако жалости не было. Она сумела прочитать лишь несколько уголовных дел, за которые эти люди попали сюда, дальше не смогла. Но ей хватило. К нечеловеческим условиям привели нечеловеческие поступки.

Посторонних на территорию клиники не пускали, даже родственники могли беседовать только с врачами. Иногда, не официально, за определенную плату, им позволяли взглянуть на «своих» издалека. Как правило, этого было достаточно, чтобы отбить всякое желание общаться с ними и уж тем более забирать домой.

— Толик еще из тихих, — рассказывал врач, провожавший их по коридорам. — Ну, относительно, насколько тихими они здесь бывают.

— Есть шанс, что он будет говорить с нами? — поинтересовался Иван.

— Может говорить, может не говорить, как ему вздумается. Но даже если будет говорить, не факт, что вы его поймете. Вас сразу предупреждали, что так будет, но вы ж настояли!

Естественно, и их просто так не пустили бы сюда. Вход в больницу был закрыт для родственников, журналистов, волонтеров и представителей благотворительных организаций — но не для полицейских. Именно следователями они и представились. В больнице не только увидели их удостоверения, но и получили письмо, подтверждающее их полномочия, из Москвы.

Письмо по электронной почте. Врачам это не показалось подозрительным, на их месте Карина тоже бы поверила.

Поэтому теперь ей нужно было придерживаться образа серьезной, собранной полицейской. Это оказалось сложнее, чем она думала. Нет, поначалу все шло неплохо — двор больницы и холл смотрелись чистыми и ухоженными. Колючая проволока и решетки на окнах не давали забыть, где находишься, но все это казалось объяснимым и нормальным.

Сложно стало, когда их провели в зону для пациентов. В любой психиатрической лечебнице атмосфера совсем не радужная. Это место, где находятся другие люди — во всем другие, и одно это пугает. А здесь… иногда Карине казалось, что и в зверинце условия лучше.

Пациенты жили в тесных камерах, чаще всего по одному. Мебели тут был мизер, кому-то и вовсе доставался единственный матрас. В воздухе повис тяжелый смрад — запахи пота, пищевых и человеческих отходов перемешались, вызывая тошноту и головокружение. Карине казалось, что эта вонь налетает на нее, пропитывает каждую клеточку, въедается в глаза. Она не знала, сколько часов ей придется простоять под душем, чтобы смыть с себя это. Можно ли такое смыть?

Некоторые пациенты на них не реагировали, другие бросались на двери, третьи шарахались от врача. Карина ни о чем не спрашивала. Вся ее сила воли уходила на то, чтобы казаться невозмутимым профессионалом, хотя она подозревала, что нездоровая бледность все равно выдает ее истинное состояние. Оставалось лишь надеяться, что врач спишет это на типичную женскую эмоциональность.

Иван владел собой куда лучше. На него это место, казалось, вообще не влияло, он беседовал с их провожатым, не обращая внимания ни на что вокруг.

— Странно, что это дело вообще вспомнили, — заметил врач. — Там же все очевидно было, да и столько лет прошло!

— Повторное расследование по требованию близких родственников, — пояснил Иван.

— Поздновато они спохватились! Да и зачем?

— Считают, что не Шляжко на самом деле виноват в смерти Волкова, что бомжа этого подставили.

— Тоже мне, убийство Кеннеди — все заговоры ищут! — хмыкнул врач. — Он это, он, этот упырь окончательно потерял связь с реальностью.

Карина и без него сомневалась, нужно ли им сюда ехать. Но других вариантов все равно не было: разговор с Алиной Волковой дал им меньше, чем она надеялась. И все же она не могла избавиться от чувства, что убийства Евгения Волкова и его отца могут быть связаны, и «Армерли» намекала на это.

Так что они направились сюда сразу от дома Алины, не возвращаясь в убежище. Сделали только остановку в Москве, чтобы подготовить удостоверения, и сразу поехали в клинику.

На первый взгляд у смерти Евгения и убийства Волкова-старшего не было ничего общего — и все же определенную связь Карина уловила сразу. Безумие. То, до какого состояния дошла вдова, что творилось здесь — совпадение ли это? А если нет, то… становится еще страшнее.

Камера убийцы находилась в дальней части коридора. Он жил один, а когда они подошли к нему, никак не отреагировал на их появление у двери. Мужчина рисовал что-то углями на стене.

— Он у вас творческий, я смотрю, — усмехнулся Иван.

— Да упырь он, — поморщился врач. — Мы ему даем что подешевле — уголь и, иногда, мел. Это даже не ради него, а ради нас.

— В смысле?

— Рисовать он все равно будет. И вы не хотите знать, чем он начал рисовать на стене, когда мы забрали у него уголь. А нам эту вонь потом терпеть! Нет, уж лучше так. Вот он, красавец ваш, Шляжко Анатолий Владимирович.

Пока они разговаривали, Карина через решетку рассматривала пациента. Она видела его фото шестилетней давности — в момент убийства Волкова. Тогда Анатолий Шляжко отличался заметным лишним весом, который теперь исчез без следа, уступив место изможденности. Причем похудение было настолько резким, что кожа немолодого уже мужчины не успела за ним, да так и осталась висеть болезненными складками. От этого Шляжко казался намного старше своих пятидесяти пяти лет.

Для него, невысокого и теперь уже худого, эта палата была даже просторной. И все равно он выглядел загнанным зверем — с нездоровой кожей и клочковатой бородой, плохо постриженный, наполовину поседевший. От природы ему достались широко поставленные глаза навыкате, а в сочетании с их светлым цветом и плохо фиксирующимся взглядом эффект был совсем уж сатанинский.

Шляжко чертил что-то на стене, то и дело касался рукой широкого плоского носа, и чувствовалось, что это нервная привычка, а не