Африканский след - Фридрих Незнанский

— А вам не пришло в голову, почему у человека с южной внешностью ни с того ни с сего чисто русские имя, отчество и фамилия? — позволил себе перебить профессоршу Яковлев.

— С южной? — Лапидо прищурилась.

— Именно так его описывают почти все, кто с ним общался, включая ваших сотрудников…

Эльза Юрьевна фыркнула и презрительно пожала плечами:

— В наше время люди в таких ситуациях крайне глупы и ненаблюдательны. Достаточно человеку быть брюнетом и как следует позагорать где-нибудь на юге, как он уже становится в глазах окружающих чуть ли не кавказцем.

— Значит, вы думаете, что на самом деле… — Володя уставился на свою норовистую собеседницу с немалым интересом.

— Думаю? Да нет, я уверена! Даже несмотря на то что нос у него действительно с горбинкой. Ну, возможно, была какая-то примесь поколения три-четыре назад. А вот волосы Грушев просто-напросто красит, уверяю вас! Уж это-то я как-нибудь отличу, поскольку и сама давно крашу. Если же убрать загар и краску, получится обычный наш мужик… Кстати, если вы не в курсе, волосы у южан вообще не такой структуры, как у европейцев, в том числе русских! А что нынешние мужчины не гнушаются подправлять свою внешность в сторону, как им кажется, улучшения, по-моему, тоже не новость… Повторяю, я не ясновидящая, а если бы знала, чем все это обернется, естественно, на все эти штрихи — волосы крашеные и на те же линзы, — как вы понимаете, взглянула бы совсем иначе…

— Линзы?! — Яковлев едва не подпрыгнул на стуле.

— Ах да, я же не упоминала… Да, я сразу заметила, что у него линзы: люди, которые их носят, моргают несколько неестественно поначалу… Я спросила, он подтвердил, сказал, что зрение совсем недавно начало подводить. Не верить ему у меня никаких оснований не было. Сейчас могу с точностью сказать: скорее всего, это были линзы цветные, коли уж за этим такая история обнаружилась… И если в результате окажется виноватым этот тип из Минздрава и его наконец сбросят с его стула, лично я буду только рада! Терпеть не могу этого слизняка!

Покидая лечебное заведение, подведомственное Эльзе Юрьевне, Володя Яковлев испытал отчетливый прилив хорошего настроения: впервые за прошедшие недели в деле появился, во-первых, просвет, во-вторых, конкретная и подлинная фамилия подозреваемого, да еще и занимающего должность в Минздраве: Селюкин Валентин Евгеньевич…

Но прежде чем повидаться с ним, Владимир Владимирович собирался еще раз пообщаться с предыдущей докторессой — той, что так любила неумеренную косметику. Конечно, она заявила, что рекомендацию ей дал якобы коллега из ПНБ. Но наверняка дамочке имя Селюкина знакомо. В лечебнице, которой руководила Лапидо, Яковлев выяснил время последней инспекции. Тоже самое он собирался сделать еще в двух больницах: той, где лежала погибшая Майя, и в подмосковной, откуда исчезла Настя. И лишь после этого намеревался отправиться с докладом к Константину Дмитриевичу Меркулову.

Невольно в этот момент Володе припомнились все прежние расследования в компании с Генпрокуратурой, неизменно под руководством драгоценного Сан Борисыча, и сердце его тоскливо сжалось: вчерашняя попытка прорваться, минуя Ирину Генриховну, к Турецкому завершилась для опера полным провалом.

— Вы уж простите меня великодушно, Вячеслав Иванович… — Майор Щеткин смущенно переступил с ноги на ногу, стараясь не смотреть в глаза генералу. — Но я вам звонил, трубку никто не берет… Словом, вот и решил зайти…

Произносил он все это, стоя на лестничной площадке перед дверью квартиры Грязнова. Сам хозяин с самым мрачным выражением на лице замер в распахнутых дверях, как будто и не собираясь впускать в свое жилище незваного гостя. Скорее всего, и не впустил бы. Но в этот момент дверь квартиры напротив раскрылась и из-за нее выглянула пухленькая дамочка, кудрявая, как ухоженная болонка, пребывающая в том самом возрасте «слегка за пятьдесят», в котором у большинства одиноких женщин наблюдается последняя попытка обрести «мужчину своей жизни».

— Ой, а я-то думаю, кто тут у нас разговаривает? — сладко пропела она. — А это, оказывается, вы! Я к вам сегодня стучала-стучала, когда поняла, что звонок не работает, а вы, Вячеслав Иванович, видимо, в магазин выходили, да?

В глазах генерала вспыхнула паника, и, буркнув в ответ соседке что-то неразборчивое, он поспешно посторонился, пропуская Щеткина в квартиру. После чего не просто закрыл, а запер дверь изнутри на два замка и еще какое-то время гремел цепочкой.

— Проходите в комнату, — вздохнул он. И добавил: — Правда, там беспорядок.

— Ничего, — отозвался Щеткин, входя в гостиную, обстановка которой демонстрировала следы сборов в дальнюю и долгую дорогу. Окна, лишенные штор, мелкие предметы, сваленные кучей на диване и на столе, одежда, извлеченная из пустого, распахнутого шкафа и сваленная в кресло… В углу, на единственном свободном от хлама столике, большой портрет Дениса, перевязанный черной лентой, на котором взгляд майора невольно задержался.

— Присаживайся, Петр, — переходя на «ты», обронил Грязнов, отодвигая с сиденья дивана какие-то вещи и коробки и освобождая место.

— Спасибо, я ненадолго, — смущенно возразил тот, понимая, до какой степени некстати генералу его визит… Впрочем, как и чей бы то ни было вообще. Однако вопрос, на который упрямый служака желал получить ответ, было смысл задавать исключительно либо Грязнову либо Меркулову. К Константину Дмитриевичу ни вчера вечером, ни сегодня утром попасть Щеткин так и не сумел. Конечно, был еще сам Турецкий. Но воспоминания о его строгой супруге заставили Петра Ильича из двух зол выбрать меньшее: женщин он вообще втайне побаивался.

— Садись, — раздраженно произнес генерал, и на сей раз ослушаться его майор не посмел.

— Коли уж пришел, давай-ка помянем племянника моего Дениску…

Вячеслав Иванович на минуту вышел из комнаты и вернулся, держа в руках ополовиненную бутылку водки и две рюмки. Щеткин искоса глянул на бутылку, потом на самого Грязнова, на его щеки с двухдневной щетиной… Вячеслав Иванович, угадав его мысли, горько усмехнулся:

— Не волнуйся, я не сопьюсь… Потому и предлагаю помянуть, что один пить не привык, тяжело… Давай, Петр, не тяни…

Майор поглядел на наполненную и уже оказавшуюся у него в руках рюмку и, не колеблясь, опрокинул ее в себя одним махом.

Генерал, сделав то же самое, тяжело опустился рядом со своим неожиданным гостем на диван.

— Ты знаешь… — Он тоскливо посмотрел на портрет племянника. — Дениска ведь по профессии доктором был… А в детстве рисовал очень хорошо, мог бы и художником стать… А какие модельки самолетов собирал!.. Значит, и конструктором мог бы… А я, идиот, взял и собственными руками его в органы привел… За смертью, как теперь выяснилось…

Щеткин нахмурился и поглядел на Вячеслава Ивановича сочувственно. Потом, немного помолчав, упрямо мотнул головой.

— Напрасно вы себя вините, — выпалил он. И, не дав Грязнову возразить, продолжил: — Я Дениса Андреевича почти не знал, видел пару раз у Саши Турецкого, когда еще из Коломны заезжал… Но с первого взгляда было понятно, что такой человек, как он, жить может только так, как решит сам… Если бы ему не пришлось по душе в органах работать, тем более в «Глории», никто бы его не уговорил, даже вы!..