От кутюр - Uma

В Риме она напоролась на бурные выпады Фарнезе, который не хотел ничего слышать ни о каком разводе. Его не интересовало, с кем Анна спала, это ее дело. Оно не задевало его ни с сердечной стороны, ни со стороны элементарного приличия. Их общим делом он считал выставку, она могла разжечь любопытство публики к имени Анны Фарнезе и к картинам самого Фарнезе; где обывательское любопытство, там деньги.

Во все времена в моде были скандалы или перипетии личной жизни художников. Невозможно заставить публику купить картину исключительно ради культурологического интереса. Такой интерес удел немногих специалистов, у которых обычно есть одна возможность увидеть «мазки, светотени, характер» картин, — прийти в галерею и долго стоять перед вожделенными произведениями, разглядывая каждый их сантиметр. Публика с деньгами обычно не имела «квалификацию» для того, чтобы оценить художественные достоинства и «высшие смыслы» произведений, поэтому они обязательно должны были нести в себе роковые тайны или банальные измены. На этот раз Фарнезе собирался показать толстосумам спину своей жены в разных контекстах, даже в политическом…

В галерее было все готово. Кое-где уже мелькали сообщения о выставке в стиле «ню». Не хватало только некоторых штрихов в виде их совместного появления на публике и интервью для пары популярных европейских изданий.

— Послушай меня, — Анна пыталась вставить в планы Фарнезе несколько слов. — Я решила остаться с Шарлем…

— Ты хочешь быть мадам Арли? — Паоло посмотрел на нее недоверчиво. — Это скучная и, одновременно, великая участь, Анна, вполне по тебе. Конечно, Арли сотрет в тебе все, связано со мной, выпотрошит тебя и начинит чем-нибудь более достойным. Ты все обдумала?

— Да, Паоло, — кивнула Анна, нервно сцепив пальцы рук. — Он любит меня, а ты нет…

Фарнезе задумчиво опустил глаза и поиграл чашкой, заставил остатки кофе выплеснуться в тарелочку. Больше ни слова о выставке и журналах он не произнес, равнодушно заговорил о разводе, который с трудом можно было устроить без шума.

— Паоло, если ты хочешь….! — опять прервала его Анна в надежде, что он перестанет быть таким равнодушным. Хотела встряхнуть его, заставить его пережить эту ситуацию с тем же надрывом, какой чувствовала она сейчас.

— Ты все решила, — напомнил он обстоятельно, — я не хочу, чтобы ты мучила Шарля. Стать его женой, пожалуйста. Я только прошу тебя о последней услуге, пусть выставка пройдет по плану, потом делай с этим что хочешь…

— Хорошо, я согласна… — кивнула Анна, совсем растерявшись.

""" """ """

Стать женой Шарля это было не то, что стать женой Фарнезе. Пришлось смириться с этим. После бракоразводного процесса с Паоло, проходившего в строгом секрете, и в течение которого Анна видела лишь его адвоката, Шарль решил, что Анне нужно немного отдохнуть, а ему подготовиться к новому браку. Этот процесс чуть было не растянулся на три месяца; Анна жила в Лондоне в привычной для нее обстановке, Шарль жил в Париже, и, следуя каким-то своим принципам, не звонил и не приглашал Анну к себе.

Она не находила себе места и буквально сходила с ума от неизвестности. Неужели «этот француз», как презрительно называла Шарля Эллис, бросил ее на фоне приближающейся выставки Фарнезе?

Эллис подливала масло в огонь Анниных сомнений:

— Этот француз сломал твои отношения с Фарнезе. Больше ему от тебя ничего не надо! Теперь дрожи от страха быть кинутой… этим умником!

Совсем другие слова говорила Марсела, прилетевшая из Рима поддержать подругу в сложные для нее дни:

— Аня, потерпи немного. Шарлю, наверняка, сейчас тяжелее, чем тебе. Он болен и на него свалилось счастье в виде твоего «да!». Дай ему встать на ноги и сделать все достойно…

Между тем Анну пригласили работать в журнал World, каждый день она ходила на работу, общалась с людьми, писала статьи на актуальные темы, и только это спасало ее от окончательного разочарования в жизни. По мнению Эллис, работа в журнале Анне досталась незаслуженно. Она вообще относилась к подруге, как к проигравшей, не верила, что ее, после развода с Фарнезе, ждет хорошее будущее.

Крис часто напоминал о себе, звонил и приходил к Анне. Тогда Эллис словами и жестами делала так, чтобы всем было не по себе…, и демонстративно хлопала дверью.

Мучительная неопределенность кончилось обычным лондонским вечером, когда, вернувшись с работы, Анна разделась и залезла в теплую ванну. Перед этим она заглянула в холодильник и нашла там коробку апельсинового сока, жадно выпила половину и пошла в свою комнату, усталая и уже привычно подавленная. Решила, что проведет вечер, не выходя из комнаты и не разговаривая с Эллис. Но прежде примет ванну. Она залезла в воду, оставив блузку и белье на сушилке, легла, расслабилась, положила руки на края, откинула голову на упругий валик и погрузилась в блаженное бездействие. Вспоминая события последних дней и отгоняя мысли о времени более отдаленном и наполненном волнениями и встречами, она как будто бы немного задремала.

Через некоторое время, сквозь вату полусна Анна услышала звонок в дверь, расслышала, как Эллис кому-то неприязненно бросила: «она в ванной!». Тут же дверь в ванную распахнулась. Нехотя открыв глаза, Анна увидела Шарля. Она было подумала, что пришел Крис и сейчас начнется сцена «третий лишний» в плохом исполнении Эллис. Надоело до тошноты! А пришел, серьезный бледный Шарль со светлыми, пушистыми, как у юнца, усами, в нелепом черном берете и длинном сером плаще.

Анна привстала, потянулась за полотенцем, выговорив:

— Я уже не ждала вас… — взяв полотенце, она встала в ванне и, не стыдясь своей наготы, не спеша, прикрылась.

— Почему? — спросил Шарль, не отрывая от нее широко открытых глаз. — Вы мне не доверяете, не верите…

— Поговорим в гостиной, — предложила Анна смущенно, — я не одета…

— Да, да, — опомнился Шарль. Неловко повернулся к двери и вышел, бормоча по-французски. — Excuse-moi…

Сняв плащ и берет, Арли сел на диван в импровизированной гостиной, среди вешалок с одеждой и шкафов, куда подруги небрежно складывали обувь, сумки, шарфы и прочее. Взволнованно дыша, он пытался успокоиться, принять достойный вид, ведь он приехал официально просить руки Анны, и хотел, чтобы она сказала «да» более определенно, поэтому предполагал некую торжественность. Однако началось все не так, как ему хотелось. Он совершенно потерял самообладание. Лицо его пылало, губы пересохли, в горле тоже было сухо, а ладони стали потными и горячими, как у глубокого алкоголика, жаждущего выпивки.

Дикое нетерпение, с которым он примчался в Англию, объяснялось желанием убедиться в верности Анны. Парень по имени Крис блефовал, когда позвонил ему и сказал, что Анна склонна к изменам, изменяла Фарнезе, «изменит вам! Очень жаль будет на это смотреть. Вы ведь больны…». Сукин сын, знал куда надавить! Впрочем, дела его были не так плохи, как подозревал этот сукин сын.

Лечащий врач Жан Лурье настроил своего пациента на позитивный лад.