Потаенные места - Кэтрин Уэбб

Она пошевелила тлеющие головешки и уставилась на них, силясь понять, почему ей не под силу просто уйти и забыть об увиденном. У нее появилось смутное чувство, будто здесь что-то не так. То же самое чувство она испытала, когда впервые взяла в руки ту странную куклу. У нее было ощущение, будто она должна что-то заметить, но не в состоянии сделать этого. Уставившись в камин, она вспомнила день, когда умер ее кузен Гилберт, и связанный с его смертью шок оттого, что это событие ее ничуть не удивило. Она знала, что это случится. Ирен навещала его накануне вместе с родителями. Ей было двенадцать, Гилберту семнадцать. Светловолосый и гибкий, он всегда был занят исключительно собой, и Ирен его недолюбливала. Она играла с ним в теннис на лужайке у дома своих тети и дяди в Ричмонде. Игра была ужасающе неравной, так как Гилберт бил по мячу изо всех сил, ничуть не смущаясь тем, что его противница намного моложе и меньше ростом. Когда они пожали друг другу руки над сеткой после его неизбежной победы, Ирен бросила на него хмурый взгляд и увидела, как в глазах у него промелькнуло что-то, походившее на тень облачка, ненадолго закрывшего солнце. Она обратила внимание, как внезапно затрепетали его ноздри и как что-то неведомое заставило Гилберта тяжело перевести дыхание. И тогда Ирен поняла, что вскоре должно произойти какое-то значительное событие.

Когда на следующий день Гилберт умер от болезни, которую врачи в итоге назвали скрытым пороком сердца, Ирен ощутила необычное чувство. Произошедшее не удивило ее. Девочка никому об этом не рассказала, и лишь когда она повзрослела, эта история стала вызывать у нее изумление.

Она задавалась вопросом, не проникает ли в тайные уголки ее сознания больше того, что она может увидеть и услышать. Не исключено, что ее подсознание в некоторых ситуациях начинает подавать ей знаки, которые она не в силах расшифровать. Ирен еще немного посидела в жарко натопленной комнате Нэнси, пытаясь разобраться в своих мыслях. Опять же, смерть Гилберта могла быть полной случайностью, и то, что она сочла предчувствием, на самом деле было заблуждением не весть что возомнившего о себе ребенка. В конце концов, ничего особенного не произошло в результате находки той старой куклы. Чувствуя себя раздраженной и измученной, Ирен в последний раз поворошила в камине. Затем она встала и попыталась открыть окно, чтобы впустить свежий воздух, но не смогла сдвинуть раму с места. Тогда она направилась в кухню, где Клара и Флоренс, горничная, лущили горох.

– Простите, – сказала Ирен рассеянно. – В комнате Нэнси ужасная духота, и я не могу найти ключ от рамы, чтобы открыть окно.

Клара моргнула, глядя на нее, а затем обменялась взглядом с Флоренс, и та пожала плечами.

– Духота, миссис Хадли? Какая там может быть духота? – спросила Клара.

– Такая, которая мешает дышать. С чего, хотелось бы знать, ей пришло в голову развести в камине огонь в такой день?

– Огонь, миссис Хадли? – нахмурилась Клара. – В доме уже много недель не разводят огонь.

– Что ж, я совершенно уверена, что мне это не приснилось, миссис Гослинг.

– Мисс Хадли никогда не стала бы растапливать камин сама. Там и дров-то нет. По-моему, мисс Хадли вообще не возвращалась домой после обеда. – Клара взглянула на Флоренс, и та кивнула.

– Заверяю вас, что в камине горит огонь, и если ни вы, ни она его не разжигали, то кто это сделал? – раздраженно спросила Ирен.

– Вообще-то… – протянула Клара, бросая на Флоренс взгляд, который мог означать, что Ирен окончательно свихнулась. – Не знаю, миссис Хадли.

– Ну, не важно, – вздохнула Ирен. – Есть ли от окна ключ?

Флоренс выдала длинную фразу на местном диалекте, практически не поддающуюся пониманию. Ирен уставилась на нее.

– Он висит на гвозде рядом с окном, мэм, – перевела Клара, она говорила отчетливо и медленно, будто с ребенком.

Когда в конце дня Ирен рассказала Алистеру о нелегком для нее визите к Луизе Картрайт, на его лице появилось огорченное выражение.

– Но я же говорил тебе, дорогая. Помнишь, я в самом начале объяснил, что она страдает деградацией ума? – сказал он.

– Вот как…

Вполне возможно, так оно и было. Ирен почти ничего не помнила о первых неделях, проведенных в Слотерфорде, куда она приехала в начале мая. Алистер сделал глоток джина. Они вышли на террасу, залитую светом закатного солнца, сияющего на голубом небосводе.

– Я… говорил с тобой и о Донни тоже. Ты не забыла? Он был ранен на войне и теперь… ну, несколько медленнее соображает, что ли.

– Да, я помню, – солгала Ирен.

– Ты уже с ним познакомилась, с нашим Донни?

– Вроде как. Я… вышла спросить насчет цветов, но разговора не получилось.

Она предчувствовала, что будет сказано дальше, и собиралась ответить, что это ей не по плечу, но как раз в этот момент Нэнси вышла на террасу и окинула ее презрительным взглядом.

– Да, обо всем, что тебе понадобится принести из сада, лучше говорить с Джемом. Хочешь снова встретиться с Донни? – проговорил Алистер. – Он сейчас как раз в садовом сарае, хотя, думаю, скоро отправится домой ужинать.

– Ладно, – согласилась Ирен.

К счастью, в присутствии Алистера разговор с Дональдом прошел гораздо лучше, чем с его матерью. Шрамы были по-прежнему ужасны, и сначала Ирен не знала, куда смотреть, но потом поняла, что Донни все равно не обращает внимания на подобные мелочи. Юноша казался милым. В его осторожных ответах чувствовалось что-то нежное, почти детское, как и в медленных движениях, сопровождаемых неторопливой речью. Все прошло хорошо, и Алистер, казалось, был очень этим доволен. Когда они вернулись к аперитиву на террасе, она решила, что день в конце концов оказался не таким уж провальным.

Вечером они с Алистером играли в криббедж[62] и слушали по радио «Музыку на воде» Генделя, а Нэнси читала книгу, усевшись на диване. Ирен победила три раза подряд.

– Ты разделала меня под орех, дорогая, – проговорил Алистер. – Прошу прощения, но мне надо поприветствовать принца.

Под этим он имел в виду посещение ватерклозета. Туда можно было попасть, лишь выйдя на улицу, и Алистер всегда производил смыв с таким ревущим и булькающим шумом, что был за это прозван «Ройял-Джордж»[63] в честь океанского лайнера. Как только Алистер вышел, Ирен почувствовала, как Нэнси обозначила свое присутствие. Она услышала шелест закрываемой книги и едва заметный скрип дивана, когда мисс Хадли с него поднялась.

– Я должна извиниться, Ирен, – произнесла та, обращаясь к оторопевшей невестке, и подошла к карточному столу. – Мне следовало известить вас о состоянии миссис Картрайт. Я поступила нехорошо по отношению к вам обеим.