Фатальный ход - Сергей Донской

Досадливо поморщившийся Бондарь захлопнул дверь, подошел к окну и отдернул шторы. То, что он увидел, заставило его присвистнуть. Пейзаж, которым ему предлагали любоваться в номере, представлял собой глухую стену, обклеенную обоями. Оконная ниша и шторы были декорацией – декорацией не того рода, которая радует взор.

– Будешь монахом-отшельником, – сказал себе Бондарь. – Из этой кельи ты выйдешь духовно очистившимся и просветленным.

«Если выйдешь», – бесстрастно уточнил мозг.

Бондарь выругался. Н-да, в веселенькую историю он вляпался, черт побери! Возникло острое желание расколотить часть элегантной мебели, украшавшей эту одиночную камеру. Но тут Бондарь заметил, что один из четырех выпуклых плафонов на потолке слегка отличается от остальных. Вместо лампочки там был вмонтирован телеобъектив. Камера внутреннего наблюдения? Несомненно, но каков у нее сектор обзора? Просматривается только середина комнаты или за Бондарем наблюдают с помощью панорамного объектива? А микрофоны? Вряд ли обошлось без них.

Распаковывая вещи, Бондарь не мог отделаться от ощущения, что за ним постоянно наблюдает недремлющее око Леди М, а стены комнаты представляют собой настороженные уши. Сознавать это было противно, но и отмахнуться от факта слежки Бондарь не мог. Да и что он мог в столь затруднительной ситуации? Ровным счетом ничего.

Столовая сверкала чистотой, но пахло в ней, как в салоне мебели, совмещенном с магазином стройматериалов. Дальняя стена была сооружена с претензией на тирольский сруб, но искусственные бревна способствовали уюту не в большей степени, чем большой электрический камин с раздражающими малиновыми вспышками несуществующего пламени. Дизайнеры также прицепили к потолку совершенно идиотскую люстру в виде колеса от телеги, оснащенную лампочками в виде оплавленных свечей.

Деревенской атмосферы не получилось. В столовой было слишком много инородных предметов, а ультрасовременная барная стойка с обилием разнокалиберных бутылок и вымпелов вообще раздражала, как бельмо в глазу. Окончательно портила впечатление музыка, льющаяся из невидимых динамиков. Крутили нечто джазовое, расплывчатое, монотонное, невразумительное. Хорошо, что не на полную громкость. Бондарь просто сатанел от джаза. По его глубочайшему убеждению, все эти великие импровизаторы с дудками и контрабасами просто морочили публике голову, вместо того чтобы отрепетировать как следует хотя бы один музыкальный номер, а потом уж выходить на сцену.

«Тю-лю-лю», – заливалась труба. «Бум-бум, бум», – частил контрабасист, которому не было никакого дела ни до трубача, ни до пианиста, рассыпавшегося мелким бесом по клавишам. Какофонию довершал гитарист, берущий неблагозвучные аккорды именно в те моменты, когда они казались особенно неуместными.

Все это музыкальное безобразие происходило на фоне усиливающегося шелеста множества девичьих голосов. Умолкшие при появлении незнакомого мужчины, они спешили обменяться впечатлениями, перебивая друг друга с такой же непосредственностью, как делали это участники виртуальной джаз-банды.

Шу-шу-шу… О-го-го… О-ля-ля…

От обилия устремленных со всех сторон оценивающих взглядов было не по себе. «Смелей, маэстро, ваш выход», – подбодрил себя Бондарь, направляясь к столу, из-за которого призывно махала рукой привставшая Раиса. Она не придумала ничего лучше, чем нарядиться в оранжево-черный полосатый свитер, делающий ее похожей на тучную пчелу без крылышек. Наряд довершали едва не расползающиеся по швам брючки. Одежда такой расцветки была бы уместна на цирковой артистке конца XIX века.

– Вы такая яркая, – пробормотал Бондарь, догадываясь, что от него ожидают комплимента.

– Волей-неволей приходится, – заскромничала Раиса. – Иначе затеряешься в нашей оранжерее.

– Хорошо сказано – оранжерея. Просто голова кругом идет.

Бондарь не кривил душой. Он и в самом деле слегка ошалел от обилия симпатичных мордашек вокруг. На него уставилось двадцать семь пар накрашенных глаз и такое же количество бюстов, обтянутых спортивными свитерками и кофточками.

– Садитесь, – сдержанно улыбнулась Раиса. – Так недолго и в обморок упасть. Признайтесь, вы потрясены? Мои девочки кого угодно сведут с ума.

Ее девочки?

Отметив про себя эту характерную особенность, Бондарь уселся на стул и заявил:

– Начиная с этого вечера все меры предосторожности относительно меня бессмысленны. Теперь я точно не сбегу. Выдворить меня отсюда можно лишь силой.

– Я так и знала, – опечалилась Раиса, вставляя в рот зубочистку. – Небось больше не захотите напрашиваться ко мне в гости?

«Кто к кому напрашивается?» – подумал Бондарь.

– Напротив, – галантно сказал он. – Когда видишь перед собой такое изобилие молодой поросли, невольно задумываешься о спелых плодах.

«И о перезрелых, – пронеслось в его голове. – Вызывающих отвращение и тошноту».

– Вы такой милый, – расцвела Раиса.

– Вы тоже, – сказал Бондарь, стараясь не слишком откровенно пялиться на сидящих за соседними столами девушек.

Какая-то голубоглазая блондинка помахала ему рукой и задорно приосанилась, вызвав тем самым игривые смешки подружек. На лбу Бондаря выступила испарина.

– Здесь кормят или только дразнят? – спросил он.

– И кормят, и поят, – заверила его Раиса. – Завтраки, обеды и ужины комплексные, но очень вкусные, питательные и калорийные.

«Кто бы сомневался», – подумал Бондарь, скользнув взглядом по квадратному торсу собеседницы.

– Чем поят? – спросил он, изображая оживление.

– Соками, – ответила Раиса, – натуральными соками. Есть также несколько сортов минеральной воды. Но ни капли спиртного, таковы правила.

– Сухой закон? – удивился Бондарь. – Вряд ли туристы захотят отдыхать в вашем пуританском заведении.

– Туристы появятся не раньше следующей зимы. Строительство курорта не завершено.

– Вот как? Зачем же тогда сюда нагнали всю эту ораву? – Взгляд Бондаря прошелся по десяткам девиц, поглядывающих уже не столько на него, сколько на снующих среди столов официантов. Это были крепкие, атлетически сложенные парни, явно совмещающие обязанности обслуги с функциями секьюрити.

– Молодежь обживается, учится работать, – пояснила Раиса. – Мы готовим опытных специалистов: портье, менеджеров, горничных.

– Впервые вижу горничных, которые все как на подбор годятся в манекенщицы, – произнес Бондарь, незаметно наблюдая за реакцией Раисы.

Она предпочла не развивать скользкую тему, затеяв пространный рассказ про деловую сметку Маргариты Марковны, не пожалевшей денег на создание настоящего рая для горнолыжников. Что касается Бондаря, то сравнение с раем казалось ему притянутым за уши. Курортный комплекс представлял собой неприступную крепость, тщательно оберегающую свои секреты от внешнего мира.

Сколько же миллионов долларов вложено в дело, которое неизвестно когда окупится? Сколько дармоедов находится на содержании у Морталюк? Зачем ей понадобилось селить на горной вершине тщательно отобранных в ходе кастингов девушек, толку от которых в здешней глуши никакого? Показуха? Желание пустить пыль в глаза? Бравада миллиардерши, потерявшей счет деньгам? Бездарный просчет?