Декстер во мраке - Джеффри Линдсей

— Ну еще бы, — сказала Дебора. — Но я не могу отпустить вас прямо сейчас.

Голперн только покачал головой и пробормотал что-то неразборчивое.

— Что вы сказали, Джерри? — спросила она тем же терпеливым тоном.

— Я сказал, что, по-моему, ничего плохого не сделал, — сказал он, не поднимая глаз.

— По-вашему? — переспросила она. — Может, дадите нам в этом удостовериться, прежде чем мы вас отпустим?

Он снова поднял голову, только на сей раз очень медленно, и посмотрел на нее.

— Прошлой ночью… — начал он. — Что-то такое здесь… — Голперн покачал головой. — Не знаю. Не знаю…

— Вы уже когда-то бывали в этом месте, Джерри? В юности, — сказала Дебора, и он кивнул. — И когда вы сюда попали, то что-то вспомнили.

Он дернулся, словно она плюнула ему в лицо.

— Я не… это не воспоминания, — сказал он, — это сон. Этого не было на самом деле.

Дебора кивнула с понимающим видом.

— Что было во сне, Джерри?

Он покачал головой и стал смотреть на нее открыв рот.

— Выговоритесь, и вам станет легче, — посоветовала она. — Ведь это же только сон, разве он может навредить? — Голперн продолжал качать головой. — Что было во сне, Джерри? — повторила она более настойчиво, но без напора.

— Большая статуя, — ответил он, перестав трясти головой и удивляясь тому, что слова вылетают из его рта.

— Так.

— И… она огромная, — добавил Голперн. — И еще там… там… у нее в животе огонь.

— У нее есть живот? — уточнила Дебора. — Что это за статуя?

— Очень большая, — повторил он. — Бронзовое туловище, две вытянутых руки, и эти руки тянутся вниз, к… — Он осекся, а затем промямлил что-то.

— Что вы сказали, Джерри?

— Он сказал, что у статуи бычья голова, — произнес я и почувствовал, как волоски у меня на спине встают дыбом.

— Руки тянутся вниз, — повторил он. — И мне… так хорошо. Не знаю почему. Я пою. И я отдаю в эти руки двух девушек. Я режу их ножом, а потом эти руки поднимаются вверх, ко рту, и бросают их внутрь. В огонь…

— Джерри, — заговорила Дебора еще мягче, — на вашей одежде кровь, эта одежда подпалена. — Он ничего не сказал, и она продолжила: — Нам известно, что, когда вы находитесь в состоянии сильного стресса, у вас случаются провалы в памяти. — Он по-прежнему молчал. — Джерри, возможно, у вас случился такой провал, вы убили этих девушек, а потом вернулись домой? Даже ничего не подозревая?

Голперн снова начал совершать медленные движения головой, как маятник.

— Тогда предложите лучшее объяснение, — сказала она.

— Где я мог видеть такую статую? — спросил он. — Это же… я что, нашел статую, устроил огонь внутри, затащил туда девушек и… Разве это возможно? Разве я мог все это сделать, ничего не подозревая?

Дебора посмотрела на меня, и я пожал плечами. Разумно. В конце концов, существуют же рамки, за которые не выходишь, даже гуляя во сне, а его рассказ находился далеко за их пределами.

— Тогда почему вам приснился такой сон, Джерри? — спросила Дебора.

— Все видят сны, — ответил он.

— А как кровь попала на вашу одежду?

— Это Уилкинс. Это точно он. Точно, — забормотал профессор.

В дверь постучали, и вошел сержант. Он нагнулся к Деборе и принялся что-то шептать ей в самое ухо. Я наклонился к ним и прислушался.

— Адвокат этого парня гонит волну — дескать, головы объявились, когда он уже тут сидел, поэтому парень невиновен. — Сержант пожал плечами. — Я должен пропустить его сюда, — добавил он.

— Ладно, — отозвалась Дебора, — спасибо, Дейв.

Тот снова пожал плечами и ушел.

Дебора посмотрела на меня.

— Ну, — сказала она, — по крайней мере теперь все уже не кажется таким простым. — Она снова повернулась к Голперну: — Хорошо, Джерри, вернемся к нашему разговору позже. — Дебора поднялась и вышла из комнаты, а я пошел вслед за ней.

— Каковы наши соображения? — осведомился я у нее.

Она покачала головой:

— Господи, Деке, я не знаю. Нужна передышка. — Она остановилась и повернулась ко мне. — Либо это сделал он, когда у него был провал, а значит, он ничего заранее не придумывал и находился в отключке, но такого не бывает.

— Может, и так, — сказал я.

— Или же кто-то другой влез в эту бочку с дерьмом и подставил его, потому что по времени это как раз совпадает с его провалом.

— И такое тоже может быть, — сказал я, стараясь быть услужливым.

— Ну да, — отозвалась она, — я знаю.

— А эта статуя с бычьей головой и огнем в животе?

— Черт, — выругалась Деб. — Ну просто сон. Наверное.

— А где тогда сожгли девушек?

— Хочешь показать мне статую с бычьей головой и встроенным барбекю? Где ты ее прячешь? Если найдешь, то я в нее поверю, — огрызнулась она.

— Теперь Голперна придется отпустить? — спросил я.

— Ну нет уж, черт возьми! — отрезала Деб. — Посидит еще за сопротивление при аресте. — С этими словами она развернулась и отправилась в приемную.

Когда мы снова появились там, Коди и Эстор сидели рядом с дежурным, и хотя оказались не на том месте, где я их оставил, я был благодарен им за то, что они ничего не подпалили. Дебора наблюдала за тем, как я их собираю, недовольная задержкой, а потом мы все вместе вышли.

— Ну, что теперь? — спросил я.

— Надо бы перетереть с Уилкинсом, — сказала Дебора.

— Спросишь про статую с бычьей головой у него на заднем дворе? — подколол я сестренку.

— Еще чего, — ответила она, — это дерьмо собачье.

— Это плохие слова, — вмешалась Эстор. — Ты должна мне пятьдесят центов.

— Уже поздно, — сказал я Деборе, — надо отвезти детей, пока их мать не поджарила меня.

Дебора посмотрела сначала на Коди, потом на Эстор, а потом на меня и кивнула:

— Давай.

Я ухитрился доставить детей домой прежде, чем терпение Риты переполнило чашу, но оно было близко к краю, и легче от этого не стало, особенно когда она узнана, что дети видели отрезанные головы. А глядя на них, можно было сказать, что день удался. Новое устремление Эстор стать похожей на мою сестру отвлекло Риту от ее гневливого настроения. В конце концов, чем раньше ребенок определяется с карьерой, тем лучше — в будущем можно сэкономить кучу времени и нервов.

Было понятно, что у Риты накипело, и нам пришлось стоять под брызгами ее слюны и непрерывным потоком слов. В нормальном состоянии я бы просто улыбался, кивал и продолжал стоять, но мое нынешнее настроение не имело ничего общего с понятием «норма». На протяжении последних двух дней я больше всего на свете хотел спокойно посидеть и подумать о том, куда подевался мой Пассажир, но меня постоянно разрывали на части: Дебора, дети, работа и прочее. Маскировка, которая должна была скрывать, сползла, и все это перестало мне нравиться.