Монахи Константинополя III—IХ вв. Жизнь за стенами святых обителей столицы Византии - Эжен Марен

Но были и другие пастыри; в каждом веке среди них находились такие, чьи ученость и добродетель делали честь константинопольской церкви, каждая новая ересь находила противников, умевших бороться с ней и терпеть гонения, защищая истину, и святых на Патриаршем престоле было так же много, как еретиков.

Епископов ариан или полуариан Евсевия, Евдоксия и Демофила сменили святые епископы Павел, Евагрий и Григорий Назианзин. Нектарий, быстро возвышенный от просто катихумена до самой высокой из церковных должностей, человек добродетельный, но неопытный и снисходительный почти до слабости, оставил Константинопольский престол прелату предприимчивому, закаленному долгим апостольским служением во втором городе империи – Антиохии, пылкому защитнику христианской морали, горячо восхвалявшему монашескую жизнь, одинаково знаменитому своим красноречием и своими добродетелями – знаменитому Иоанну Златоусту.

В V веке тоже было много святых патриархов – Аттик, Сисинний, Максимиан, сменивший на Патриаршем престоле Нестория, Прокл, Флавиан, Анатолий и Геннадий. В VI веке были Македоний Второй, Мина, Евтихий. В VII веке, таком беспокойном из-за ереси монофелитов, все же было много святых епископов во главе константинопольской церкви. А VIII и IX века, время жестокой борьбы, породили героические добродетели, достойные самых лучших дней церкви: это было время святого Германа, святого Павла Четвертого, святого Тарасия, святого Никифора, святого Мефодия и святого Игнатия, чье непобедимое постоянство не было сломлено упорным и ожесточенным давлением его грозного противника Фотия.

Зная это, легко понять, насколько разным было положение монахов при разных патриархах. Нечестивый Македоний, «враг Святого Духа», подавлял жестоким обращением сопротивление монахов-кафоликов и старался противопоставить им монахов, набранных в основанные им монастыри. Златоуст использовал свой авторитет главным образом для того, чтобы поддержать воодушевление и порядок в рядах монахов. Несмотря на временную слабость некоторых монахов, он всегда страстно защищал монашескую жизнь, но, как пишет о нем Пюэш, «умел обратить свое мужество против нищенствующих монахов, которые злоупотребляли немного суеверным милосердием мирян». Он, по словам Созомена, «воздавал величайшую хвалу тем, кто мирно вел философскую жизнь в своих монастырях; он проявлял величайшую заботу о том, чтобы они не терпели никакой несправедливости и имели все необходимое для жизни. Но тех, кто выходил из своих монастырей, кто показывался на городских улицах, он сурово порицал и упрекал в том, что они бесчестят этим звание монаха».

Молва, прославлявшая добродетель и мудрость этого святого константинопольского епископа, дошла даже до монахов, живших отшельниками в Египте. Большая группа этих монахов, спасаясь от жестоких преследований со стороны александрийского патриарха Феофила, который обвинял их в следовании ереси Оригена, приехали, во главе с самыми известными из них, четырьмя Великими Братьями, к Иоанну Златоусту, просить его о защите. Их было около трехсот; вначале они бежали в Палестину, но, поскольку Феофил преследовал их и там, Великие Братья и еще восемьдесят монахов приехали просить о правосудии в Константинополь. Святой епископ был тронут их несчастьем, согласился их принять, дал им убежище и пожелал помочь им в их нуждах, но не допустил их к причастию, так как они были отлучены своим патриархом. Это был яркий пример положенного уважения к законной власти и одновременно величайшей щедрости и милосердия.

Другие патриархи (читатель поймет это из истории великих ересей) были для монахов то Златоустами, то Македониями – то горячими поклонниками, то заклятыми врагами. Та пылкая страсть, с которой они защищали или преследовали монахов, объясняется постоянной заботой пастырей о том, чтобы полностью сохранить власть над этой избранной частью их паствы.

Другой причиной того, что патриархи сохраняли влияние на монахов, было то, что сам патриарх часто был членом большой монашеской семьи. Самые святые епископы Востока прошли обучение в василианских монастырях, которые были чем-то вроде семинарий. С тех пор как большинство священников и дьяконов своей невоздержанностью сами лишили себя права на должность епископа, Патриарший престол почти всегда находился в руках монашеского сообщества. Даже епископы, избранные не в монастырях, обычно перед вступлением в епископскую должность принимали постриг и надевали монашескую одежду, а потому были должны следовать всем монастырским добродетелям, хотя бы внешне.

Например, святой Григорий Назианзин долго упражнялся в монашеской дисциплине под руководством своего друга святого Василия, а святой Златоуст целых четыре года подвергал себя всем тяготам аскетической жизни поблизости от Антиохии.

Несторий, Максимиан, Евтихий, Иоанн Постник, Пирр, Кир, Константин Второй, Никифор, Мефодий, Игнатий были выдающимися монахами в монастырях до того, как их призвали на патриарший престол.

Были и другие патриархи, несомненно принадлежавшие к монашескому сообществу. Известно, что каждый патриарх имел рядом с собой синкелла или протосинкелла – соседа или старшего соседа по келье, который был свидетелем его поведения и его советчиком в делах, и обычно эту должность занимали монахи. Например, синкеллом патриарха Тарасия был монах Георгий, а синкеллом патриарха Иерусалимского – монах Михаил. Синкелл был первым министром или первым заместителем патриарха, поверенным его самых тайных мыслей, хранителем его авторитета и часто становился его преемником. Например, Иоанн Второй, синкелл Тимофея, стал контантинопольским патриархом, а его самого сменил на Патриаршем престоле его синкелл Епифаний. Патриархи Феодор Первый, Анастасий, Иоанн Седьмой, иначе Ианнис, тоже исполняли эту должность при своих предшественниках. Позже обычай возводить на Патриарший престол главного из синкеллов распространился еще шире. Звание протосинкелла было чем-то вроде кардинальского звания у католиков, обычно он был главнее даже митрополитов, и эта должность была самым верным путем к наивысшему сану патриарха.

Тем не менее синкелл и патриарх не всегда ладили между собой. Константин Первый склонялся к кафолическому учению, а его синкелл и преемник Феодор все свои силы отдавал пропаганде ошибочного учения монотелитов. Антоний Силлейский и его синкелл Иоанн оба были иконоборцами, но к православным относились совершенно по-разному: Антоний лишь показывал, что презирает их, а синкеллу любая пытка для них казалась недостаточно жестокой, и особенно он был озлоблен против монахов. Еще одним синкеллом, совершенно непохожим на своего епископа, был дьякон Анастасий при святом Германе. Анастасий мечтал лишь о том, чтобы в свою очередь стать патриархом, и, чтобы вернее достичь своей цели, стал шпионом и сообщником императора, которому сообщал слова Германа со злонамеренными примечаниями или без них, но имея коварные намерения. Феофан сообщает, что Герман, которому стало известно о поведении Анастасия, по-отечески упрекнул его. Однажды, когда они оба шли к императору, слишком торопившийся Анастасий наступил на одежду патриарха, а тот лишь сказал: «Не идите так быстро, вы не опоздаете на Ипподром». Позже именно на Ипподроме по приказу Константина Пятого Анастасию выкололи глаза, посадили его на осла задом наперед и так показали толпе. Все синкеллы патриарха Тарасия тоже были шпионами на службе у Феодоты, второй жены Константина Шестого. Все его слова и его малейшие поступки всегда имели свидетелями этих неверных министров.