Император вынимает меч - Дмитрий Колосов

Ганнибал не решился продолжить сражение сразу с двумя римскими армиями, ибо первоначальный план его был разрушен, и генералы не знали, что делать дальше. Он приказал трубить отбой и увел полки в лагерь. Римляне тоже ушли в лагерь — в лагерь Фабия, так как Минуций смирился с гордыней и, благодарный за преподанный урок, признал первенство диктатора. Приближался новый, 538-й год от основания Города. Рим готовился к решающей схватке…

Филомела не ведала, счастлива она или нет. Эпиком, достойный муж, друг ее отца Ктесонида, попросил руки и сердца Филомелы.

Филомела знала Эпикома едва ль не с рождения. Она помнила его маленькой девочкой, когда он, будучи юношей, приходил со своим отцом Карнеадом в их дом. Затем отец Эпикома умер, и тот приходил уже один; он перенял дело отца и вел торговые дела с Египтом, Сиракузами, Карфагеном и даже далекой Элладой. Эпиком торговал кожами, шерстью, но главным образом сильфием, корнем, без которого не мыслит жизни ни аптекарь, ни повар. Этот корень Эпиком, как и его отец, закупал у земледельцев, на специальных плантациях выращивавших столь ценимое во всем мире растение. Среди таких земледельцев был и Ктесонид. Потому-то Эпиком и был вхож в их дом.

Он ходил не год, и не два. Филомела помнила его почти столько же, сколько себя. На ее глазах Эпиком превратился из стройного юноши в дородного широкоплечего мужа с уверенными жестами и громким голосом. Он рано женился, но рано и овдовел: жена Эпикома умерла при родах. И вот на днях он пришел в дом к Ктесониду и попросил руки дочери старого друга.

Наверно, Ктесонид ожидал подобного предложения. Человек наблюдательный, он не мог не обращать внимания на взгляды, что бросал Эпиком на его юную дочь. Наверно, он ожидал, но тем не менее слова Эпикома стали полною неожиданностью. Ктесонид не нашелся, что ответить. Не то, чтоб Эпиком был не по нраву ему, напротив, это был достойный и богатый муж, о лучшем супруге для дочери Ктесонид не мог и мечтать. Но Эпиком не столь уж и молод, а Филомела юна. Ктесонид желал дочери счастья, он не знал, как та отнесется к желанию Эпикома. Потому Ктесонид не дал ответа, сказав, что должен подумать, а вечером рассказал обо всем Филомеле.

— Решай сама, — сказал отец, дочку нежно любивший. — Если он по нраву тебе, я дам согласие. Эпиком — достойный человек, хотя и старше тебя. Он будет хорошим мужем и отцом. Если ты станешь его женой, я буду спокоен за тебя. Но если твоему сердцу люб другой, себя не неволь. Я достаточно обеспечен, чтобы сделать дочь счастливой, пусть даже избранником ее станет бедняк. Все зависит лишь от тебя.

Всю ночь не спала Филомела, размышляя над словами отца. Легко сказать: решай сама. Девушка покуда не принимала в своей жизни столь важных решений. Покуда все за нее решали сначала мать, потом, когда той не стало, отец. Люб или не люб? Филомела не могла сказать точно: люб или нет. Эпиком нравился ей и не нравился. Ей не нравилось, что от него едко пахло луком, но это, если рассуждать здраво, был пустяк. Эпиком был уверен в себе, силен, и это привлекало. Но она не была уверена, что это и есть то, что именуется любовью. Когда она видела Эпикома, сердце ее оставалось покойно; оно не начинало колотиться, как описывала эту самую любовь лесбийка Сапфо, а мысли не путались.

Значит, это не любовь? Что же это? Простая симпатия? Или, может, она попросту бесчувственна? Филомела пыталась припомнить, не просыпалось ли в ее сердце страсть, учащающая дыхание. Нет, ничего подобного с ней не было. Воспитывалась она строго, редко покидая дом, а если и выбиралась в город, следом неотступно шагала рабыня-кемтянка, женщина строгая, даже суровая, которую Филомела боялась ослушаться даже больше отца. Юношей она совсем не знала, она и видела-то их всего несколько раз, и ни один не приглянулся Филомеле. Некоторые были слишком тщедушны, другие казались изнеженными, третьи были глупы и развязны. Что ни говори, Эпиком смотрелся лучше этих юнцов, и возраст его был, пожалуй, достоинством, нежели недостатком. Вот только любовь…

А может это и есть любовь?

Наутро Филомела сказала отцу: да. Тому явно пришлось по душе согласие дочери. Прижав маленькую светловолосую головку Филомелы к плечу, Ктесонид сказал ей:

— Ты сделала правильный выбор.

В тот же день он объявил о согласии дочери Эпикому. Тот, сияя, явился в дом Ктесонида с подарками и впервые поцеловал Филомелу, пока как невесту, целомудренно, в щеку. Свадьбу назначили на осень, когда соберут урожай. Эпиком намеревался до свадьбы успеть отвезти первую партию сильфия в Александрию, чтоб потратить вырученные деньги на торжество.

Время пролетело не медленно и не быстро. Филомела не слишком много думала о предстоящем замужестве, хотя и не думать об этом совсем тоже не могла. Порой она вспоминала о том, что скоро ей предстоит стать мужней женщиной, и ее начинали мучить сомнения. С одной стороны, ей хотелось этого, ибо замужество означало, что она стала совсем взрослой. А Филомеле хотелось быть взрослой. Как ни хорошо относился к ней отец, девушке с недавних пор была тягостна его опека; в ней пробуждалась женщина, и назойливая отцовская забота раздражала. С другой, девушке было страшно. Как-то ей будет житься на новом месте, как будет относиться к ней муж, сможет ли она справиться с теми делами, что должна уметь делать настоящая жена? Все это мучило Филомелу, и порой ей хотелось забрать данное слово, хотя она знала, что сделать это уже невозможно.

Конец сомнениям положила свадьба. То был прекрасный осенний день, и Кирена утопала в золоте засыпавших деревьев. Было необычайно красиво и отчего-то грустно. По крайней мере, Филомеле было грустно, пусть она и улыбалась. Но время от времени на глаза набегали быстрые слезы, и девушка быстрым движением смахивала их.

Никто не замечал этой легкой печали. Отец, взбудораженный и счастливый, — а, может, и совсем не счастливый, но старавшийся казаться таким, — хлопотал по дому, подгоняя ошалевших от суматохи слуг. Время от времени он заходил в гинекей, ласковым, рассеянным взором следя за тем, как рабыни и специально приглашенная ради такого случая Дикея, подруга усопшей жены, одевают дочь к торжественной церемонии. Сначала девушку обрядили в ослепительно белый, тончайшего египетского плотна хитонион. Поверх него был надет хитон, перехваченный пояском выше, чем это делалось прежде — как подобает замужней женщине. Из-под края хитона, длинного, почти до пят, выглядывали красные, щегольские ботиночки, плотно облегавшие изящную ножку. Теперь женщины помогали невесте облачиться в нарядный, белый, тканый золотистыми нитями гиматий. Побледневшая от волнения. Филомела смотрелась сегодня необычайно красивой. Изящное личико ее казалось высеченным из паросского мрамора, глаза возбужденно сверкали, губы от прилива крови алели распустившейся розой.

Едва все приготовления были закончены, и на голову невесты был водружен свадебный венок, появился сопровождаемый друзьями жених. Эпиком также был облачен в лучшие одежды и смотрелся очень внушительно. Он обнялся с Ктесонидом, нежно поприветствовал Филомелу. Рабы внесли ларь, полный подарков, один из друзей стал одарять присутствующих сластями. Эпиком явно не желал уступать в щедрости будущему тестю.