Блуждающая реальность - Филип Киндред Дик

в прошлое и изменить его при помощи имеющейся научной информации.

Создатели и разрушители вселенных

(1981)

Филип К. Дик – автор 48 романов и 150 рассказов, по книгам которого сейчас находятся в производстве четыре фильма. Лауреат премии «Хьюго», Мемориальной премии Джона У. Кэмпбелла, французской премии Graoully d’Or, премии Британской ассоциации научной фантастики и премии журнала Playboy в категории «Лучший автор-прозаик 1980 года»[75]. В феврале этого года издательство Bantam выпускает его новый роман «ВАЛИС», а в апреле в Simon & Shuster выйдет продолжение – «Всевышнее вторжение». Лондонская Times пишет о нем: «Рядом с Филипом К. Диком, одним из самых оригинальных авторов во всех прозаических жанрах, представители европейского авангарда выглядят нарциссами, давно зашедшими в тупик». Живет в Санта-Ана, округ Ориндж, Калифорния, более двух лет является подписчиком SelecTV[76].

Научно-фантастические фильмы отлично выучились нас дурачить. Словно покрывало майи, отдел спецэффектов в Голливуде ныне способен симулировать все, что ум в силах вообразить, а вы будете думать, что все это по-настоящему. Не довольствуясь уничтожением целых планет, изобретательные сценаристы и режиссеры скоро представят нам причудливые новые вселенные, полные соответствующих обитателей. Не пропустите! Что бы вы там ни думали о внешности инопланетян, правда окажется намного хуже. То, что вылезло из груди Кейна в «Чужом» – не вершина длинного ряда монстров, а лишь его начало.

Спецэффекты для научно-фантастических фильмов требуют огромных денег. Раз за это платят, значит, секрет прибыли именно здесь. Не в сюжетной линии: с тех пор, как нас покинул Хичкок, Голливуд утратил вкус к сюжетам. Зачем вообще сюжет, если есть спецэффекты? Историю заменили графические, визуальные образы. Авторы научно-фантастических романов об этом знают и ворчат; писали они одно – а зрители видят в кино совсем другое. Но так и должно быть. Ведь здесь нам уже не рассказывают историю – мы видим ее своими глазами.

Ридли Скотт, режиссер «Чужого», сейчас снимающий фильм с бюджетом в 15 миллионов по моему роману «Мечтают ли андроиды об электроовцах?», в интервью журналу Omni[77] признался, что мой роман «тяжело читается», и это несмотря на факт, что книга массово издана в бумажной обложке. С другой стороны, читать сценарий будущего фильма (он будет называться «Бегущий по лезвию») мне было очень даже легко. Отличный сценарий. Никакой связи с книгой. Кое в чем он, пожалуй, лучше. (Мне еще пришлось потратить кучу времени, чтобы его раздобыть. Никто из команды, работающей над «Бегущим по лезвию», ни разу со мной не связался. Но все нормально; я ведь тоже с ними не связывался.) На экране моя история превратится в масштабную и бессвязную толкотню андроидов, которые то взрываются, то нападают на людей, в массовые убийства, общее смятение и хаос: увлекательное зрелище![78] Моя книга в сравнении с этим чертовски скучна.

Но вы и не захотели бы увидеть на экране мой роман, в котором сплошные разговоры да личные проблемы главного героя. Такие вещи на экран не перенесешь. Да и зачем переносить, если роман – это история в словах, а кино – событие, однокоренное с кинетикой? Не случайно же кино так назвали. Оно движется. Так что я не возражаю.

Иной раз мы, писатели-фантасты, уверяем себя, что нынешний массовый подъем интереса к нашему делу связан с успехом космических программ, всех этих полетов с людьми и без людей, и фотографиями, присланными с лун, которых еще никто и никогда не видел, – не говоря уж о кольцах, сплетающихся вопреки известным законам физики. Однако дело не в этом. Истинная причина безумного коммерческого успеха современных научно-фантастических фильмов вот в чем: производители спецэффектов совершили квантовый скачок в своем ремесле; такие фильмы, как «Близкие контакты третьего вида», «Чужой» или «2001», потрясающи – и так же потрясали бы, изумляли и вызывали трепет, если бы мы до сих пор ездили на «Фордах» модели А. Может, тогда даже сильнее.

Да, звездолеты больше не болтаются на веревочках, не дрожат, не качаются и не дергаются у нас перед глазами, как в старом сериале «Флэш Гордон». Монстры – больше не надувные резиновые игрушки, неуклюже подражающие фантазиям рядового десятилетки. Фабрика мечты достигла ныне немыслимого совершенства. Все, что я, как автор, только могу измыслить – в Голливуде воплотят в жизнь, чтобы напугать вас, или поразить, и в любом случае убедить. Вот почему НФ-фильмы в наши дни работают – в отличие от былых времен, когда детишки на субботних послеобеденных сеансах ржали и свистели, глядя, как Лон Чейни-младший выползает из фальшивого болота, чтобы наложить проклятие мумии на какую-нибудь очередную идиотку.

Конечно, как писатель, я был бы рад, если бы в кино использовались и сами мои идеи, а не только основанные на них спецэффекты. При всем потрясающем визуальном воздействии «Чужой» (возьмем его для примера) не дает нам ничего нового в плане понятий, способных пробудить не чувства, а разум. Монстр здесь – просто монстр, космический корабль – просто космический корабль. «Звездный путь» много лет назад дарил зрителям куда больше свежих и смелых идей, чем нынешние высокобюджетные НФ-фильмы, и неудивительно: ведь сценарии для этих часовых телевизионных серий писали величайшие тогдашние фантасты. Немного устаешь от того, как люди оказываются роботами, безвредные на вид формы жизни оборачиваются кровожадными, но очень предсказуемыми космическими осьминогами, и прежде всего, от битвы при Мидуэй, которую снова и снова разыгрывают в открытом космосе. Хотя должен признать: загадочные, музыкальные, почти религиозные обертоны «Звездных войн» и «Империя наносит ответный удар» меня заворожили. Нет, и здесь то и дело ощущаешь все тот же трепет, то же ожидание чуда. И если в конце непременно нужно взорвать орбитальную станцию – бог с ней, в конце концов, она так красиво разлетается по экрану в кислотных тонах. Вот величайшее из писаных правил: научно-фантастический фильм оканчивается не всхлипом, но взрывом[79]. Наверное, так и должно быть в этой лучшей из видимых галактик.

Примечание к рассказу «Вкус уаба»

(1980)

Идея, которую я хотел изложить на бумаге, была связана с определением «человеческого». Драматическая форма, в которую я завернул эту идею: столкновение людей в буквальном смысле, нас самих – и инопланетной формы жизни, обладающей теми глубинными чертами, которые я связываю с человечностью. Не двуногие с увеличенной поверхностью коры головного мозга – перефразируя старую поговорку, раздвоенная редиска, умеющая думать, – но организм, обладающий человеческой душой.

Простите, если слово «душа» вам не нравится, другого термина я придумать не могу. Разумеется, когда я