Поводырь - Андрей Дай

А вторую половину мы с Гинтаром решили истратить на строительство. Вы вообще знаете, что строительство – одна из важнейших отраслей промышленности? Что каждый десятый работоспособный человек в мире каким-либо образом связан со строительством? Соответственно, чем лучше это направление развито, чем больше строят, тем лучше для промышленности вообще. Прямая связь – люди получают за работу на стройках деньги и покупают товары. Другие изготавливают стройматериалы и тоже получают деньги… Дальше нужно объяснять? Причем только строительство использует огромное количество низкоквалифицированной рабочей силы. Конечно, нужны и мастера, и архитекторы. Но копать ямы или «круглое таскать, квадратное перекатывать» может любой. Лишь бы здоровьем Бог не обидел.

И строить можно что угодно. Один умный президент строил дороги, и страна успешно преодолела экономический кризис. Другой – канцлер – военные заводы. Тот же эффект.

Одна лишь загвоздка. Нужен инвестор. Кто-то должен платить. А значит, все построенное должно нести смысл. Иначе вся Земля уже пирамидами была бы покрыта. И ломали бы голову археологи будущего, за каким ЭТО было построено? И не находили бы ответа. С тремя-то разобраться не могут, а представьте их сотни!

Значит, нужно каким-то образом стимулировать строительную отрасль. Сделать так, чтобы вкладывать капиталы в строительство было выгодно. Как-то расшевелить, показать хранителям нежно оберегаемых кубышек, что здоровенный жилой дом со сдаваемыми внаем квартирами – это тот же сейф, только лучше. Не вскроют и все нажитое непосильным трудом не утащат. А деньга будет капать и капать. И дом стоять. Внукам-правнукам достанется…

Конечно, эта идея не нова. Гера говорил, и сейчас в столице такие «доходные» дома весьма распространены. И в Томске люди флигельки нуждающимся сдают. Вот и придумали мы с Гинтаром построить большой, квартир на сто, с флигелем-общежитием, дом для работников губернского правления. И цену за аренду поставить намного ниже, чем в городе. Фонду будут продолжать поступать пополнения средств, а чиновникам легче будет жить. И приказы вышестоящего руководства, меня то есть, будут выполняться мгновенно и со счастливым выражением на лицах. Потому что я злобный тип и тупых да ленивых выпну в пять секунд. И заплачут доплаты от Фонда, и с ведомственным дешевым жильем придется распрощаться. Такой вот я коварный тип.

И потом, я ведь еще не все городки своей огроменной губернии посетил. Подозреваю, что на счету Фонда очень скоро денежков в разы больше станет. И чтобы они там мертвым грузом не лежали, предусмотрели мы в Уставе возможность инвестирования в добывающие, производственные, транспортные или строительные предприятия. Так с этой приятной мыслью и уснул…

А вот среда оказалась днем беготни. Слава богу, не бестолковой. Полезная оказалась беготня и поучительная.

Разбудили ни свет ни заря. Конечно, Гинтар постарался. Только он способен на такой подвиг. Знает же, что я весьма неохотно покидаю объятия Морфея, да еще и делаюсь от этого раздражительным и ядовитым на язык. Знает, и все равно будит. Да еще хитро так. Ходит, скрипит половицами, дышит шумно. Пятками по полу шлепает. А то и уронит что-нибудь тяжелое. Вроде он тут ни при чем, но тут хочешь не хочешь, проснешься. Как на него злиться?

На рассвете среды у слуги и по совместительству управляющего Фондом содействия губернскому управлению причина была куда как уважительная. Оттого и явился он со своими «хитростями» раньше обычного, и настроение у меня проснулось хуже некуда. Оделся, умылся, причесался и приготовился загрызть голыми зубами любого, кто посмел стать причиной раннего старта.

За столом в гостиной баловался кофе Пестянов. Судя по выражению лица, напиток был не слишком-то ему по вкусу. Велел Артемке принести приставу чаю. Нечего благородный напиток на эту кислую рожу переводить.

Ириней Михайлович резво вскочил, принял некое подобие стойки «смирно» и доложил, что тайный «благодетель» обнаружен. Еще добавил, что дело тут тонкое, а потому он не стал «виновнику торжества» вопросы задавать. И «ежели вашему превосходительству все еще любопытно, кто именно такую заботу об его превосходительстве имеет, то не соизволит ли его превосходительство одеться и проследовать за вернейшим его слугой». Моему превосходительству было все еще любопытно, хотя и очень не хотелось выходить из теплой гостиницы на мороз. Но Варежка продолжал настаивать, утверждая, что «доставка указанного лица в номера может оказаться невместна». В общем, хитрыми маневрами седой прибалт и усатый сыщик все же вытянули меня в серый сумрак дымного от тысяч топящихся печей Каинска.

Молодцы! Оказалось, что цель нашего рассветного променада была расположена не слишком далеко, и вся наша честная компания отправилась пешком. Потому, прежде чем свернуть с Московской улицы в какой-то неопознанный переулок, успел заметить, как к крыльцу гостиницы подлетели сани Хныкина. Вот уж с кем точно не хотел встречаться, так это с ним. Успей казначей перехватить меня, одним чиновником в моей губернии точно стало бы меньше.

Свернули еще раз. Вновь какая-то улочка, упирающаяся в старую деревянную церквушку. Мелькнула мысль: а не поп ли какой-нибудь озаботился моей агитацией за высшее образование в Сибири? – но была тут же отброшена как совершенно невероятная. Слишком трудно мне было представить себе священника – приверженца «гнезда вольнодумства». Да и что православным церковнослужителям до какого-то лютеранина русско-немецкого происхождения. Больше все-таки немецкого. Матушку Геры, царство ей небесное, Дарьей Карловной величали. В девичестве – Гейдеман. Не слишком похоже на «Иванову», правда?

Говорят, кавалеристы пешком ходят неуклюже. Врут. Нужно же что-то говорить, когда завидно. Ты в пыли по самую макушку на обочине, а они такие красивые мимо едут… Пестянов, бравый казак, герой Кавказской войны, шагал быстро и вполне уверенно. Я за ним бежать вспотел. Конвойная пятерка, отправленная со мной Безсоновым, на половине дороги уже ныть начала, что лучше бы на конях поехали…

Не знаю, что в понимании Варежки «далеко», только нам с Герой, сугубо городским жителям, не каждый день доводится столько пройти. Пот уже и лоб замочил, и по спине холодными струями потек. Благо сусанин отдышаться дал, прежде чем в избу зашли.

– С той стороны батюшка Пелагей проживает, ваше превосходительство. А здесь, значицца, школа…

Ха. Вот тебе, бабушка, и Юрьев день! Одно слово, а все намеки пристава сразу объяснение получили. Где школа – там учительница. Правильно? Где учительница – там особа женского пола. А как женщину или тем паче девушку в номер гостиницы тащить, к губернатору?! Весь Каинск через полчаса уже судачить будет. Позорище! Так что все правильно Варежка рассудил. Кем бы ни была этот таинственный добровольный «пресс-секретарь», но уж лучше мы к ней.

– Как ее зовут? Давайте-ка, Ириней Михайлович, поподробнее. Откуда такой подарок мне на голову свалился?

Пестянов удивленно сверкнул глазами – не ожидал, наверное, что так быстро догадаюсь, – и выдал информацию к размышлению: Василина Владимировна Росикова. Двадцати лет от роду, дворянка. Незамужняя. Выпускница Иркутского Девичьего института. Детишкам в школе при церкви науки преподает – писать учит, читать и счет до ста. Еще при почте помогает – подписные издания оформляет и по заказам раскладывает. Ну и за два рубля в месяц в гостинице подпиской газет ведает да постояльцам подает. Отец ее, отставной штабс-капитан Владимир Осипович Росиков, ныне инвалид. К креслу прикован. Последние жилы надорвал, чадо единственное обучая. Имений или иных каких капиталов не имеет. Пенсия назначена по чину, за ранение и как орденоносцу.