Компания дьявола - Дэвид Лисс

Однако на четвертый день произошла встреча, имевшая особое значение для описываемых событий. Поздним утром я покинул территорию складов и направился на кухню Крейвен-Хауса, где надеялся стаканом-другим вина подкрепить силы для дальнейшего исполнения своих обязанностей. Войдя в кухню, я не обнаружил там никого из слуг, кроме прекрасной мисс Селии Глейд. Я не видел ее ни разу после той встречи в кабинете Эллершо. Она ставила на поднос чашки с кофе, несомненно предназначенные для кого-то из директоров. Я улыбнулся ей и почувствовал, как в животе холодеет, словно меня сбросили с большой высоты. Эта женщина знала мою тайну или, по крайней мере, знала, что она у меня есть. Меня защищало лишь то, что я знал: у нее тоже есть тайна.

— Доброе утро, мисс Глейд, — сказал я.

Она обернулась, и меня внезапно охватил страх — страх, что я теряю власть над своими чувствами. Пришлось напомнить себе, что она просто женщина — бесспорно, очень красивая и, несомненно, удивительно умная, ну и что из этого? Разве в Лондоне мало подобных женщин? Разве у меня мало было подобных красавиц? И все же я замер как вкопанный, сознавая, что в ней есть нечто большее. Нечто большее, чем красота и острый ум. Она играла в игру, как и я, и играла в нее хорошо. Я понял, что имею дело с человеком, который способен свести на нет мои усилия.

Она сделала реверанс и уважительно опустила голову, но не сводила с меня своих темных глаз.

— Негоже обращаться ко мне так уважительно, — сказала она говором, который использовала в дневное время, в отличие от говора образованной леди, который так запомнился мне с нашей первой, ночной встречи. — Все меня тут зовут Селией, а друзья так Сели.

— А я принадлежу к вашим друзьям, Сели? — спросил я.

— Вот как? Думаю, да, мистер Уивер. Враги мне ни к чему.

Она засуетилась, нахмурив лоб от усердия, и я даже на секунду засомневался, что тогда ночью встретил именно эту женщину. Ничто в ней не говорило о том, будто она иная, нежели та, за кого себя выдает.

Я не унимался:

— Насколько мне помнится, когда мы впервые встретились, ваш голос звучал немного иначе.

— Когда я приносила мистеру Эллершо его лечебный отвар? Я тогда, наверно, забегалась или что-то в этом роде.

— Ну ладно, Сели.

— Мне надо работать, мистер Уивер, — сказала она.

Но, проходя мимо меня, она чуть не споткнулась со своим подносом, и я был вынужден поддержать ее, чтобы она не упала. В это мгновение она быстро прошептала мне на ухо две фразы. Первая:

— Они всегда слушают.

Она сказала это так тихо, что из-за дребезга фарфоровой посуды на подносе я едва мог различить слова. А потом добавила:

— «Утка и повозка» на Джайлс-стрит — сегодня вечером.

— Я не могу сегодня вечером, — прошептал я.

Она кивнула:

— Конечно. Ужин у мистера Эллершо. Тогда послезавтра?

— Послезавтра, — подтвердил я.

На мгновение она взяла меня за руку:

— Хорошо.

Мое сердце гулко стучало от радости, когда я смотрел, как она выходит из кухни. Я словно забыл, что приглашен не на тайное свидание. Меня удивило, что она знала о приглашении на ужин к мистеру Эллершо. Я не понимал, что все это значит. Не понимал, стоит ли встречаться с мисс Селией Глейд в месте, которое она выбрала. В лучшем случае я получу какое-то объяснение ее двуличия. В худшем случае попаду в ловушку.

Прежде чем переодеться к званому ужину, я вышел из дома и направился в дом дяди на Брод-Корт. Я нерадиво исполнял свой долг племянника со времени поступления на работу в Крейвен-Хаус: во-первых, не хотел навлечь гнев Кобба, во-вторых, был просто слишком занят, чтобы играть роль почтительного родственника. Так я объяснял все это себе, но если быть до конца честным, на то были и другие причины. Я избегал встреч с дядей, поскольку он был живым примером того, что я не умею управлять своими делами. То, что ухудшилось его здоровье, было в руках Божьих, но ответственность за ухудшение его финансовых дел лежала на мне. Сказать, что я испытывал чувство вины, было бы преувеличением, ведь я не сделал ничего, что могло бы привести к таким последствиям, но тем не менее я чувствовал себя ответственным если не за само положение, в котором он оказался, то, по крайней мере, за выход из такового. Я не придумал еще, как помочь дяде, но это никоим образом не ослабляло моего стремления найти такой способ.

Подходя к дому, я обнаружил, что положение дел было намного хуже, чем я предполагал. В вечерних сумерках несколько грубых парней выносили из дома комод. Рядом с домом ожидала телега с парой изнуренных лошадей, едва державшихся на ногах от голода и жестокого обращения. В телеге уже было несколько стульев и пара приставных столиков. Чтобы посмотреть на печальную процессию, собралась толпа зевак. За парнями следовал мистер Франко. Он то кричал им, чтобы они соблюдали осторожность и не застряли в дверном проеме, то осыпал их ругательствами, то называл мошенниками.

— Что это такое? — Я поспешил к дому и положил руку на плечо Франко.

Должно быть, он меня не слышал, ибо резко повернулся и, если бы на улице было темнее, ударил бы меня, даже не поняв, кто, собственно, стоит перед ним.

Но он понял. Увидев меня, он словно обмяк. Он покачал головой, опустив глаза.

— Кредиторы, мистер Уивер. Почуяли запах крови. Боюсь, скоро они набросятся на вашего дядю, как вороны. Худшего времени они выбрать не могли, ибо дядя ваш действительно плох.

Я повернулся и поспешил в дом, не уступив дорогу парню, который изо всех сил пытался не уронить стул, слишком тяжелый для одного человека. Я оттолкнул его, и он чуть не упал, но это не доставило мне удовольствия.

Передние комнаты были ярко освещены, несомненно, чтобы облегчить работу грузчикам кредиторов. Я взбежал по лестнице на второй этаж, где находилась дядина комната. Дверь была закрыта неплотно, я постучался и услышал голос тети Софии, приглашающий войти.

Дядя лежал в постели, но, если бы это был не его дом, я бы его не узнал. Казалось, он постарел лет на десять, а то и больше, с последнего раза, когда я его видел. Борода еще больше поседела, а волосы на непокрытой голове поредели и стали ломкими. Он лежал с открытыми глазами. Глаза ввалились и покраснели. Под глазами набухли мешки. Было видно, что каждый вдох давался ему с трудом.

— Вы послали за врачом? — спросил я.

Тетушка, сидевшая на краю постели и державшая его за руку, кивнула.

— Он уже приходил, — сказала она по-английски с сильным акцентом.

Она больше ничего не сказала, и я понял, что сказать было нечего. Возможно, врач заявил, что состояние дяди безнадежно, возможно, ему нечего было сказать. Она ни словом не обмолвилась о возможном выздоровлении, из чего я заключил, что такой надежды не было.