Два окна на Арбат - Александр Алексеевич Суконцев

он, Бойков, за ними проверяет, все ли у них так.

Он проверял-проверял, все было так. А однажды он сказал:

— А вот тут что-то не так.

Доложил Бойков об этом своему непосредственному начальству, а непосредственное начальство ему в ответ:

— Хорошо. Внесите поправку в чертеж.

Внести-то Бойков внес, а потом его посетила мысль: «А вдруг это я не просто поправку внес, а серьезное открытие сделал? Обогатил отечественную науку?» Садится Бойков и пишет заявление в комиссию по рационализации и изобретательству: «Уважаемая комиссия, прошу рассмотреть».

Комиссия рассмотрела. Дала просителю такой ответ:

«В предложении т. Бойкова нет ни рационализации, ни изобретательства. Есть обычное исполнение своих служебных обязанностей».

Бойков думал над этим заключением год. А на другой год его все настойчивее стала посещать мысль: «А вдруг?»

И тогда он обжаловал решение институтской комиссии в главк. Не понял Бойкова главк. А он — в обком профсоюза. А он — в БРИЗ министерства. Чем черт не шутит, авось где-нибудь и клюнет.

Глядь, и клюнуло. Как сказано было потом во многих официальных бумагах, «обком профсоюза, недостаточно глубоко изучив» дело, предложил пересмотреть решение.

Вот тут-то и началось! Если при первых отказах самозваный изобретатель еще сомневался, мучился, то теперь он смело ринулся в атаку. И воюет вот уже… тринадцать лет!

Бойкову говорили «нет» у одних ворот — он штурмом брал другие, третьи, десятые. Со своей пустой и вздорной претензией этот сутяга дошел до Госстроя и Верховного суда СССР, до Государственного комитета по труду и зарплате, до ВЦСПС.

Причем он не довольствуется беседой с рядовым работником и даже с заведующим отделом. И начальник главка ему не указ. Бойкову подавай председателя госкомитета. Он непременно должен доложить самому министру. Лично.

А докладывать-то, собственно, не о чем.

Все возможные средства, необходимые для того, чтобы объяснить Бойкову, что он никакой не изобретатель, уже исчерпаны. Что же дальше?

Жителя Запорожья Г. В. Завражного тоже посетила однажды отчаянная мысль. «Как бы это изловчиться, — подумал он, — чтобы и фамилию свою прославить, и опять же копейку кое-какую исхлопотать?»

Путей было много. Г. Завражный выбрал один: он принялся создавать кроссворды.

— Подумаешь, не боги же горшки обжигают.

На первый случай он создал несколько штук и послал их в редакцию популярного иллюстрированного журнала в Москву. Из редакции ответили в том смысле, что да, действительно горшки обжигают рядовые труженики. Но и обжигать надо с умом. Перебить все можно. В общем, кроссворды не подошли.

А Гр. Завражный (под кроссвордами теперь он подписывался только так) им еще бандероль!

— Не подошло, — отвечают.

Гр. Завражный — еще.

Так и пошло. Гр. Завражный редакции — свою продукцию, а редакция Гр. Завражному — традиционное «не подошло».

Три года шел горшечный бой между Запорожьем и Москвой. Первыми не выдержали сотрудники журнала: они перестали отвечать Гр. Завражному.

Тогда Гр. Завражный отложил в сторону новые, еще не обожженные кроссворды и написал письмо в редакцию «Правды». Вот, пишет он, сукины дети — и кроссвордов моих не печатают, и фамилию, и место жительства не указывают. Хотя я регулярно им сообщаю: «Гр. Завражный из Запорожья».

Я прочитал письмо Гр. Завражного и увидел, что Гр. Завражный не в ладах с элементарными правилами грамматики (в его транскрипции — «громатики»). Об этом я тов. Завражному и написал по простоте душевной и посоветовал обижаться не на работников журнала, а на самого себя.

Кроссвордист осерчал теперь на меня. Он прислал один из своих кроссвордов, в котором я насчитал шесть грубейших грамматических и смысловых ошибок! По замыслу автора кроссворд был литературный (!). И в нем автор превращал известного писателя в писательницу, безбожно перевирал название литературного произведения, слово «драматург» писал через «о» и т. д.

Я еще раз высказал Завражному все, что думал о его творчестве.

А он мне: «Судя по вашим упрекам, что людям, которые допускают грамматические ошибки, писать в вашу газету и жаловаться на беззаконие других нельзя».

Я уж совсем было собрался ответить и на это. В том смысле, что если человек пишет нам, что ему не ремонтируют крышу, мы на его литературный слог не обращаем никакого внимания и помогаем ему. Если же он взялся сочинять литературные кроссворды…

Но как раз на этом месте меня самого посетила… Эге, подумал я, а не бросить ли мне эти фельетоны? Хлопот уж больно много. Вон тот же Завражный просит вернуть переписку. Ясно — пойдет выше. Не заняться ли мне чем-нибудь эдаким? Пойду-ка я, скажем, в театр. В Большой, естественно. Граждане дирекция, когда у вас ближайшее «Лебединое озеро»? Желаю сплясать лебедя, который умирает. И фамилию чтобы на афише красной строкой. Ну, и там «сумма прописью» — что положено.

Я знаю, найдутся бюрократы. Скажут: как же так, вы же не умеете, то, сё…

Мало что не умею. А я желаю! Не боги же обжигают… Ах, вы отказываете? Верните мою переписку. Я пойду выше. А я еще выше! А я еще!

Лучше дайте мне «лебедя»! Добром требую!

1968

ВРЕМЯ, НАЗАД!

Итак, разрешите два слова по поводу скоростей. Удивления не хватает, когда подумаешь, чего мы в этой области достигли, товарищи. Полторы минуты — и с конвейера скатываются новехонькие «Жигули» и с места в карьер дуют сто двадцать километров в час. По хорошей дороге, конечно.

Из обычного трудяги электровоза запросто выжимают двести — двести пятьдесят км. Опять же по хорошей железной дороге, само собой.

А уж о сверхзвуковых самолетах и тем паче об электронных ускорителях я и не говорю.

Одним словом, как красиво любят выражаться друзья очеркисты, мы уже научились «обгонять время».

Обгонять — да. А вот останавливать? Теоретически считается, что даже при таком развитии техники мы тут слабаки. Мол, ставить подобный вопрос на повестку дня мог только Фауст, а у него, как известно, не все были дома.

Между тем бок о бок с нами живут скромные, не претендующие на лавры академиков и героев трудящиеся, которые, почитай, каждодневно берут это самое время за хвост, словно телка-сосунка, и спокойно прекращают его бег. А ежели требуется, то тянут своенравного, взбрыкивающего телка назад.

Вы скажете: а где факты? Факты имеются.

От перрона Ленинградского вокзала не отправились подряд два значившихся в расписании электропоезда до Клина. И пятьсот — шестьсот пассажиров столпились на платформе и ждали. Поезд, который все-таки в Клин пошел, полчаса простоял на станции Химки.

Наверное, у этих пассажиров (по крайней мере у большинства) были в Клину какие-то