Первое лицо - Ричард Флэнаган

Пия Карневейл засмеялась и заверила, что у меня все срастется и что подобные сомнения – обычное дело. Ты, главное, с ним не ссорься, посоветовала она, делай, как он говорит. А затем вернулась к разговору о своей кошке – странно все же, куда она могла деться?

И мне не хватило духу признать, что уверенность моя пошатнулась.

Я сказал, что кошка наверняка вернется, что ничего с ней не случилось. У меня с языка слетали пустые слова, и Пия, запрокинув голову, пару раз моргнула.

2

После обеденного перерыва я воспользовался отсутствием Хайдля, чтобы на основе разрозненных заметок, полуоформленных обрывков прозы и объективных данных набросать заказанный Джином Пейли синопсис. Но как я ни пытался докопаться до сути личности Хайдля, у меня ничего не получалось. Во мне зрели опасения, что ему просто-напросто нечего предъявить. Как у жертвы деменции, как на бодряческом калифорнийском плакате, каждый наступивший день был днем заново начавшейся жизни Зигги Хайдля, а дня вчерашнего вообще не существовало.

И вот что характерно: Зигги Хайдль вновь не сдержал слово и прибыл почти сразу после моего возвращения.

Джин Пейли, начал я, требует составить этот синопсис…

Знаю я его идиотские требования! – рявкнул Хайдль, подходя к окну. Оглядел улицу, покачал головой. Ты хуже моих адвокатов, не оборачиваясь, заявил он, будто обвинял весь белый свет.

Некоторое время он смотрел в никуда.

Мои адвокаты долдонили, что мы сможем вытребовать отсрочку по меньшей мере на полгода, негромко продолжил он. В худшем – в худшем! – случае – на три месяца. А теперь судья нам и недели не дает.

Это как? – не понял я.

Это как? – повторил Хайдль.

Но он отвлекся. Впечатление было такое, будто он взирает на происходящее откуда-то издалека, уже покинув этот кабинет и больше не собираясь возвращаться, поскольку принял какое-то окончательное, судьбоносное решение.

Да вот так, проговорил он. Отсрочки не будет. А значит, мне надо готовиться к судебному заседанию, до которого остается две недели.

Разве не три?

Нет, не три. И не двадцать четыре. А ровно две. Может, чуть меньше. Так что всю неделю перед судом мне придется плотно работать с адвокатами. Ты уж извини, закончил он и взялся за телефонную трубку, чтобы позвонить не куда-нибудь, а в журнал «Вог». По завершении телефонного разговора он объявил, что назначил деловую встречу в ресторане, и ушел.

Как только за ним закрылась дверь, я позвонил секретарше Джина Пейли и продиктовал срочное сообщение для ее босса: Хайдль ошибся со сроками, и на завершение книги остается всего две недели.

Немногим более часа я поработал в одиночестве, потом вышел в ближайшую кофейню и на обратном пути засек Хайдля: тот стоял в переулке, где велись ремонтные работы. Прислонившись к ожидавшим укладки бетонным трубам, он погрузился в задумчивость и меня не заметил. Позднее, когда он вернулся в издательство, я спросил, как прошел деловой обед.

Все было бы чудесно, если бы не телевизионщики! От них отбоя нет! Пришлось растолковать, что права на экранизацию моей книги будут выставлены на аукцион.

Я позволил себе сказать, что у него вся спина серая от цементной пыли. Он завел руку за спину, а потом рассмеялся при виде пыльной ладони.

Веришь, нет? Перед нашим приходом в ресторане шлифовали цементные полы, и меня усадили в непротертое кресло.

Меня охватила внезапная злость: и на него – за эту ложь, за ту легкость, с какой давалось ему любое вранье, и на самого себя – за мою глупость, заставившую ввязаться в эту авантюру – создание несоздаваемой книги.

А больше всего на свете мне хотелось послать Зигги Хайдля куда подальше.

От Рэя мне стало известно, что контейнеры пустовали, вырвалось у меня.

Грузовые контейнеры? – уточнил Хайдль.

Они самые.

Хайдль грустно покачал головой, словно перед ним стоял непроходимый дурак.

Естественно, пустовали, подтвердил он.

3

В АОЧС грузовые контейнеры носили официальное название «Комплекты оборудования для межведомственных действий по устранению аварийных ситуаций», в обиходе – «КОМДУАСы». Широко разрекламированные прессой, они составляли ядро функциональных возможностей АОЧС. В толстой папке с газетными вырезками имелись материалы о техническом оснащении, разработанном для экстренной ликвидации самых разных катастроф. «КОМДУАСы» неизменно назывались не стальными ящиками, а системой – их можно было заказать, сколько необходимо: хоть один, хоть два, хоть десять, чтобы использовать вместе или по отдельности в случае чрезвычайных ситуаций, будь то обвал шахты или крушение авиалайнера. Размещение оборудования в стальных контейнерах обеспечивало легкость его переброски в любой регион страны наземным, морским, а в случае безотлагательных операций – и воздушным транспортом. Доставка грузовыми самолетами «Геркулес», имевшимися в распоряжении АОЧС, к местам природных катастроф – наводнений, лесных пожаров, цунами – обеспечивала развертывание оборудования и его подготовку к эксплуатации в течение тридцати минут после приземления. По крайней мере, так трубила пресса. Для эксплуатации спасательного обрудования был подготовлен целый отряд парашютистов в соответствии с нашумевшим лозунгом АОЧС: После катастрофы мы с вами быстрее всех.

От признания Хайдля я впал в ступор.

Если контейнеры стояли пустыми, значит, они были попросту бесполезны? – спросил я наконец.

Именно так.

Выходит, АОЧС не могла на них зарабатывать, правильно я понимаю?

Естественно, кивнул Хайдль. Мы не располагали никакими ресурсами для проведения даже половины работ, которые, как все думали, мы выполняли.

Но вы утверждали, что выполняете их, напомнил я.

Хайдль рассмеялся:

Даже сотая часть таких работ обошлась бы нам в миллионы долларов.

Я заметил, что миллионы у них как раз были. Для других целей.

Но вы-то утверждали, что как раз для этих.

Говорю же тебе: от нас многого ожидали. Людям хотелось верить в наши возможности.

Мне было непонятно, как он вытянул из банков такую уйму денег, если мы со Сьюзи не сумели получить даже жалкий ипотечный кредит и пошли на поклон к скользкому типу – адвокату, который потребовал два процента сверх установленной таксы.

Жалкий ипотечный кредит получить нелегко, изрек Хайдль. А кредит в тридцать миллионов долларов – проще простого. Когда у меня кончаются наличные, я иду в банк и говорю, что собираюсь расширяться.

Я не мог поверить, что он провернул такую аферу с пустыми ящиками. Хайдль уже представлялся мне колдуном, чародеем.

Простите, забормотал я, но мне все равно неясно, каким образом это сработало.