Лесная армия - Александр Тамоников

Препарат «Нептун‐47» явно требовал доработки. Он действовал – но как-то однобоко и бестолково. Павел записывал все, что исторгал из себя Тарасюк. А тот начал метаться в бреду, снова сыпал проклятьями. Потом утихомирился, стал дышать размеренно, расслабился.

Жалости к этому экземпляру не было. Он все равно заслужил высшую меру. Павел вызвал охранников и медицинского специалиста Лапковского.

– Приведите его в чувство, но не развязывайте, – приказал он. – Бес его знает, начнет еще себе лицо царапать. Через полчаса доставьте для допроса.

Спустя назначенное время задержанного ввели в комнату для допросов. Он сутулился, вяло переставлял ноги, голова беспомощно висела. Руки Тарасюка были связаны за спиной, возможно, эта мера уже была лишней.

Охранники усадили его на табурет и вышли. Вялое тело стало крениться. Подошел Цветков, придал ему вертикальное положение, сапогом раздвинул ноги. Тарасюк словно проснулся, глубоко вздохнул.

– Будете говорить, господин Тарасюк? – спросил Павел.

– Руки развяжите… – прошептал задержанный, с трудом разлепляя губы, – не бойтесь, в драку не брошусь…

– Говорить будете? – уточнил Кольцов. – Все в ваших руках, господин Тарасюк. Сон, отдых, нормальная еда, относительная свобода движений. Если будете с нами по-доброму, то и мы не звери.

– Да, я буду говорить… – выдавил Тарасюк, – только не колите больше мне эту гадость…

Поколебавшись, Павел выбрался из-за стола, склонился над арестантом, распутал ремень. Тарасюк издал мучительный вздох облегчения. Кольцов вернулся за стол. Все внимательно следили за арестованным. У того на лбу выступил пот, в глазах появилась осмысленность. Он разминал затекшие запястья, приходил в себя. Потом пристроил руки на колени, с трудом поднял голову.

– Задавайте свои вопросы…

Присутствующие успокоились, потянулись за папиросами. Павел вытащил из папки чистый бланк. Именно это и требовалось арестанту – рассеять внимание, притупить бдительность.

Он оторвал пришитый кусок материи под лацканом пиджака. Там была ампула! Он чуть не выронил ее, быстро сунул в рот, заблестели глаза. Все дружно кинулись к арестанту. Как же так, снова дали маху! Подобные выходки были не редкость, отвороты лацканов, естественно, просмотрели. Кусок материи был из той же ткани, пристрочен в один шов, и это совсем не бросалось в глаза! Тарасюк не мог воспользоваться ампулой со связанными руками, сколько бы ни гнул шею. Нужны были свободные руки…

Он злорадно смеялся в глаза своим врагам. Первым подлетел Караган, схватил его за шиворот, стал трясти, повалил с табурета лицом в пол.

– Выплюнь, сука… – хрипел Караган. – Ты что это удумал?! Товарищ майор, он уже проглотил!

Навалились все, но только мешались друг другу. Тарасюка колотили по загривку. Безуглов сообразил, сунул ему в рот карандаш, чтобы вызвать рвотный спазм. Но только поранил десны. Тарасюк закричал от боли, зашелся кашлем. Сильнодействующий яд уже проник в организм.

Его затрясло, все мгновенно отпрянули – как будто эта зараза могла передаваться воздушно-капельным путем. Он уже не смеялся, глаза полезли из орбит. Пена текла изо рта, как из пожарного брандспойта. Он задыхался, бился подбородком об пол. Потом вдруг застыл, глаза остекленели. Оперативники потрясенно смотрели на свежеиспеченный труп.

– Как же так… – пробормотал Цветков. – Мы же все осмотрели, карманы наизнанку вывернули…

– А вот прощупать, кажется, забыли, – глухо сознался Караган.

– Ну, просто мода у них в этом сезоне такая – с собой кончать… – пробормотал Безуглов. – Командир, что теперь?

Павел опустился за стол и стиснул пальцами виски.

– Даже не знаю, что с вами делать, товарищ майор, – полковник Шаманский мерил Кольцова неприязненным взглядом, – с одной стороны, кипучая деятельность, какие-то результаты, с другой – грубейшие ошибки, и в итоге – ноль. Хочешь сказать… – щелочки глаз сузились, – не ошибается тот, кто ничего не делает? Не тот случай, майор. Мы не имеем права на ошибку, кончилось то время. Думаешь, я буду рад, если вслед за твоей головой полетит моя? Люди из государственной безопасности уже рекомендуют тебя отстранить.

– Это ваше право, товарищ полковник. Если виновен, понесу наказание. Но мы по уши в этом деле, мы им живем, понимаете? Сколько времени будут вникать другие? И к тому же, как ни крути, еще двое лазутчиков мертвы.

– Капитана Шалевича не считай, – насупился Шаманский. – Он внедрен давно, и хрен его знает, каких дел уже успел наворочать. Он знает «крота» и назвал бы нам его имя, останься жив. А так ты подверг опасности своих людей, а от Шалевича даже мокрого места не осталось. Сейчас органы госбезопасности пытаются выяснить, что он за фигура, откуда взялся и почему его проворонили.

– Уж точно не мы его проворонили, – фыркнул Павел. – Офицерский корпус на благонадежность нам никто не приказывал проверять.

– А ты не выискивай ошибки у других, отвечай за свои! – вспылил Шаманский. – А ошибки, между прочим, серьезные. Не заметить ампулу с ядом – это, знаешь ли…

Павел молчал. Невозможно все учесть и повсюду подстелить соломку.

– Мы можем работать, товарищ полковник? Или сворачиваем деятельность, сдаем дела оперативному отделу ГБ?

– Он еще и язвит, – вздохнул Шаманский. – Уйди, майор, устал я от твоей физиономии…

В три часа дня генерала Серова и трех задержанных вместе с ним офицеров вывели из подвала и стали загружать в прибывший из Лаврово автозак. Люди по одному выходили на солнечный свет, недоверчиво щурились. Солдаты подвели их к борту грузовика, откуда свешивалась металлическая лестница.

Павел стоял на крыльце, курил. Рядом находился еще кто-то. На пустыре стояли две машины, автоматчики образовали круг. «Парадом» командовала государственная безопасность.

Бравые, никогда не пасующие перед противником офицеры выглядели сломленными, потерявшими интерес к жизни. Они с трудом волочили ноги. Начальник разведки корпуса держался за отбитые ребра. Комкор Серов вышел из подвала последним. Он выглядел не лучше своих подчиненных. Кровь на губе, тусклые глаза, от бравой выправки не осталось и намека. Он равнодушно смотрел на присутствующих.

Их взгляды встретились. Комкор на мгновение застыл, в глазах возникло что-то разумное. Он узнал майора. Как много он хотел бы выразить своим взглядом! Несколько секунд они смотрели друг на друга, потом сопровождающий в звании капитана подтолкнул Серова в спину. Генерал вздохнул и полез в кузов…

Машины удалились, подняв пыль. Павел покосился через плечо – неприятная тень давила. Рядом стоял прямой, как каланча, майор государственной безопасности и с ироничным интересом его разглядывал. Павел уже встречал его в запутанных армейских коридорах, но не мог сказать, что она, эта фигура, примелькалась. Маловыразительное лицо, на котором выделялись только глаза, накачанный торс – во всей фигуре массивность и убедительность. Очень неприятный взгляд.