Девочка, которая объехала волшебную страну на самодельном корабле - Кэтрин М. Валенте

Сентябрь не хотела всего этого знать. Луна молча плыла в небе, удивленно глядя на них.

– Я не могу спать, потому что мне снятся кошмары. Я вижу во сне все то, о чем сожалеют мертвецы, все то, что они хотели бы исправить, будь у них еще одна жизнь. Это ужасно! Неужели все видят такие сны?

– Вряд ли… Иногда мне снится, что папа вернулся домой, или что я хорошо написала контрольную по математике, или что у мамы волосы из леденцов, а живем мы на острове из зефира посреди шоколадной реки. Вообще мама поет мне колыбельные, так что плохие сны мне снятся очень редко.

– Наверное, все из-за того, что некому спеть мне колыбельную. Я так устала. Все в мире заслужили сон, кроме меня.

Сентябрь ясно понимала, что от нее ждут каких-то действий. Это было похоже на загадку Широты и Долготы: Лес был как пазл, и она с легкостью сложила бы его, если бы знала, какой формы кусочки. Погруженная в раздумья, истерзанная страхом перед собственными ночными кошмарами, крошечная девочкина смерть свернулась калачиком у нее на коленке, укрывшись волосами как одеялом. Здоровой рукой – если эту руку можно было еще так назвать, потому что она стала черной и грубой, как ветка боярышника, а из-под ногтей выступил сок – Сентябрь бережно взяла Смерть на руки, как младенца. Она не очень-то знала, что делать. У нее не было брата или сестры, которых пришлось бы укачивать. Она только помнила, как мама ей пела. Словно во сне, Сентябрь нежно убрала волосы с лица Смерти и запела по памяти, негромко и хрипло, поскольку горло ее огрубело и пересохло:

Спи-усни, мой жаворонок,

Улетай к луне,

Крыльями бумажными,

Перьями чернильными

Взмахивай во сне.

Спи-усни, мой жаворонок,

К звездам улетай,

Солнечными крыльями,

Ледяными перьями

Радуги катай.

Спи-усни, мой жаворонок,

Ты в пути всю ночь.

Крыльями из серебра,

Золотыми перьями

Унесешься прочь![1]

Сентябрь допела и тут же начала заново, потому что Смерть лишь слегка прикрыла глаза. Мама пела ей эту песню не когда Сентябрь была маленькой, а когда ушел папа. Она пела и качала Сентябрь на руках, так же, как Сентябрь сейчас качала Смерть; пела, склонившись к ее ушку, и длинные черные волосы падали на лоб Сентябрь, так же, как остатки волос Сентябрь сейчас падали на лоб Смерти. Она помнила, как спокойно и уютно становилось ей от маминого запаха, хотя чаще всего мама пахла дизельным топливом. Сентябрь любила этот запах. Научилась его любить и куталась в него, словно в одеяло. Когда Сентябрь снова запела про звезды, Смерть обмякла у нее на руках, волосы цвета коры свесились с локтя. Сентябрь продолжала петь, превозмогая боль, потому что горло совсем уже пересохло и воспалилось. И пока она пела, случилась удивительная вещь.

Смерть начала расти.

Она растягивалась и удлинялась, становилась все тяжелее и тяжелее. Ее волосы росли и завивались, руки и ноги в одно мгновение стали такого же размера, как у Сентябрь. Смерть теперь была ростом с настоящего ребенка, а Сентябрь так и держала ее на руках, тяжелую, спящую, безмятежную.

«О нет! – подумала Сентябрь. – Что я натворила! Раз моя Смерть выросла так быстро, мне точно конец».

Тут Смерть застонала во сне, и Сентябрь увидела, как во рту у нее что-то блеснуло. Смерть широко зевнула. «Не бойся, – велела себе Сентябрь. – Своенравный ребенок должен быть храбрым». Она осторожно вложила свои потемневшие, сочащиеся пальцы в рот Смерти.

– Нет! – закричала во сне Смерть. Сентябрь отдернула руку. – Она любила тебя все эти годы, а ты не замечал!

Сентябрь попробовала еще раз, слегка коснувшись предмета во рту кончиками пальцев.

– Нет! – снова закричала Смерть, и Сентябрь отпрянула назад. – Если бы ты пошла направо, а не налево, ты бы встретила старика в комбинезоне, и он обучил бы тебя кузнечному делу!

Сентябрь попробовала еще разок, осторожно просунув пальцы в зубы Смерти.

– Нет! – закричала Смерть во сне. Сентябрь отшатнулась. – Если бы ты давала своему сыну в детстве карандаши вместо сабель!

Сентябрь прекратила попытки. Ей было очень жарко, дыра в щеке чесалась, потому что по краям ее проклюнулись листочки. Сентябрь глубоко вдохнула, погладила Смерть по голове покореженной рукой, на которой уже появлялись молодые побеги. Она наклонилась и поцеловала Смерть в горячий лоб. А затем снова тихонько запела:

– Спи-усни, мой жаворонок… – На этих словах ей удалось зацепить край вещицы.

– Улетай к луне… – Край был скользким и острым, как стекло.

– Крыльями бумажными… – Сентябрь потянула штуковину к себе. Смерть застонала. Испуганные птицы вспорхнули над ночным лесом.

– Перьями чернильными… – Когда вещь показалась из горла Смерти, раздался ужасно скрипучий звук. Рот Смерти открылся пугающе широко, потом еще шире, шире, шире, а все ее тело странным образом сворачивалось вокруг себя по мере того, как вещь выходила изо рта. И как только Сентябрь вытащила ее всю, Смерть исчезла со звуком, напоминающим хруст ветки.

– Взмахивай во сне, – тихо закончила Сентябрь, почти шепотом. Теперь она качала шкатулку дымчатого стекла размером с ребенка. Шкатулка была обвязана красными шелковыми веревками и колокольчиками, а на передней стенке была золотая дощечка с надписью:

Рука к эфесу тянется… Смелей!

Возьми меня – меч матери твоей.

Сентябрь ощупала шкатулку – всю, целиком. Она ничего не понимала. Но какой же ребенок оставит закрытой волшебную шкатулку? Сентябрь своими руками-ветками долго возилась с узлами и звенела колокольчиками. Под кроваво-красным шелком оказалась крошечная стеклянная защелка. Сентябрь подцепила ее большим деревянным пальцем, и звук щелчка разнесся по всему лесу. Один за другим грибы с лица женщины начали осыпаться, пока Сентябрь не оказалась в вихре нежных грибных кружев и пока последние локоны на ее голове не стали алыми, как узлы на шкатулке. Она подняла крышку.

Внутри был длинный, добротный гаечный ключ.

в которой наша героиня поддается Осени, Субботу и Вивернария похищают и Сентябрь видит довольно странный сон.

* * *

Сентябрь бежала.

Небо позади нее приобрело льдистый лимонно-сливочный оттенок, вытеснивший темную синеву ночи. Чесаный Лес сверкал инеем и росой, которые льнули к шелковым деревьям, так что те, казалось, были расшиты бриллиантами. Изо рта вырывались облачка пара. Листья ломались и шуршали под ногами. Она бежала быстро, до невозможности быстро, но все равно боялась, что бежит слишком медленно. С каждым шагом ее ноги становились тоньше и тверже, как стволы саженцев, с каждым шагом угрожали переломиться. Пальцы в туфлях Маркизы скрежетали и хрустели. Она не видела, но знала, что волос не осталось, а череп покрывался кровлей из голых осенних ветвей. Как череп Смерти. Времени оставалось совсем мало.