За гранью - Питер Робинсон

— Только с верхней ступеньки лестницы, когда поднималась из гаража.

— Реалистично, как вам кажется?

Люси натужно улыбнулась:

— Что я могла сделать? Мужчинам нравятся… такие вещи.

— Значит, вы не возражали?

Она как-то странно сложила губы, что, по всей вероятности, означало: нет, да и зачем?

— Инспектор, — прервала их беседу доктор Ландсберг, — заканчивайте, больной следует отдохнуть.

— Еще несколько вопросов, и все. Люси, вы знаете, кто вас ранил?

— Я не… Должно быть, Терри… Вроде бы, кроме него, там никого не было, или был?..

— А до этого Терри поднимал на вас руку?

Она отвернула голову в сторону, так что Бэнкс видел только забинтованную половину.

— Вы расстраиваете ее, инспектор. Я настаиваю…

— Люси, вы когда-нибудь видели Терри с Кимберли Майерс? Вы знаете, кто такая Кимберли Майерс, верно?

Люси повернулась лицом к Бэнксу:

— Да. Это девушка, которая пропала.

— Верно. Вы когда-нибудь видели ее с Терри?

— Не помню.

— Она училась в школе в Силверхилле, где Терри работал учителем. Он когда-нибудь упоминал ее имя?

— Не думаю…

— То есть вы не помните.

— Нет. Мне жаль. А в чем дело? Что произошло? Я могу видеть Терри?

— По крайней мере не сейчас, — ответила ей доктор Ландсберг и строго взглянула на Бэнкса. — Я прошу вас немедленно уйти. Вы же видите, в каком она состоянии.

— Когда я смогу снова поговорить с Люси?

— Я дам вам знать. Скоро. Ну пожалуйста. — Она взяла Бэнкса за руку.

Бэнкс чувствовал, что проиграл вчистую. И самое обидное — беседа ничего не дала расследованию. Он так и не понял, была ли Люси искренней, уверяя, что ничего не помнит, или это реакция на успокоительные и снотворное.

— Отдыхайте, Люси, — обратилась к ней доктор Ландсберг, когда они выходили из палаты.

— Мистер Бэнкс! Инспектор! — Люси окликнула его слабым, дрожащим голосом; ее неподвижный, блестящий, словно отлитый из вулканического стекла, глаз пристально смотрел на него.

— Да?

— Когда я смогу пойти домой?

Бэнкс представил себе, как ее дом может выглядеть в данный момент и каким будет, по всей вероятности, в течение будущих нескольких месяцев. Как после бомбежки.

— Пока не знаю, — ответил он. — Буду держать вас в курсе.

Выйдя в коридор, Бэнкс, повернувшись к доктору Ландсберг, спросил:

— Доктор, не могли бы вы мне помочь?

— Постараюсь.

— То, что она не помнит, — это обычное явление после такой травмы?

Доктор Ландсберг потерла глаза. Она выглядела так, словно спала так же мало, как Бэнкс. Кто-то по громкой связи вызывал доктора Торсена.

— В подобных случаях под воздействием посттравматического стресса часто возникает ретроградная амнезия.

— А у Люси? Вы считаете, она действительно не может вспомнить события до того, как ей нанесли удар?

— Слишком рано делать какие-либо заключения. Я не эксперт в этой области. Вам следует поговорить с кем-нибудь из неврологов. Могу лишь сказать, что у нее нет физической травмы мозга, но стресс — это фактор, который может провоцировать амнезию.

— А так может быть, что она частично помнит, а что-то забыла?

— Как это понимать?

— Ей кажется, она помнит, что муж был ранен и что он ее ударил, а больше — ничего.

— Да, такое возможно.

— И это уже навсегда?

— Необязательно.

— Значит, память к ней вернется?

— Со временем.

— И как скоро?

— Никто не знает, к сожалению. В лучшем случае это может произойти завтра, а в худшем — никогда. Мозг так мало изучен…

— Спасибо вам, доктор. Вы мне очень помогли.

Доктор Ландсберг посмотрела на него озадаченным взглядом.

— Меня не за что благодарить, — ответила она. — Надеюсь, я не нарушу закон, если скажу, что перед вашим приходом я разговаривала с доктором Могабе, лечащим врачом Теренса Пэйна.

— Слушаю вас.

— Он сильно обеспокоен.

— Что вы говорите?

Как раз об этом констебль Ходжкинс докладывала Бэнксу накануне.

— Его пациент сильно избит женщиной-полицейским.

— Я этим не занимаюсь.

Доктор Ландсберг сделала большие глаза:

— Ну и ну! И вас это совсем не волнует?

— Даже если и волнует, заниматься этим я не буду. Дело об избиении Теренса Пэйна ведет другой сотрудник, и уж он-то в свое время, несомненно, поговорит с доктором Могабе. Я веду расследование об убийстве пяти девочек и причастности к этому семьи Пэйнов. Всего хорошего, доктор! — С этими словами Бэнкс пошел по коридору.

Эхо его шагов доносилось до доктора Ландсберг, оставшейся наедине со своими мрачными мыслями. Навстречу Бэнксу санитар вез на каталке с капельницей на штативе старика с морщинистым, белым от страха лицом — судя по всему, конечным пунктом их маршрута была операционная.

Одной из притягательных особенностей таких пабов было то, что чувствуешь себя будто дома, размышляла Мэгги. Никто в удивлении не поднимет брови, когда ты просишь только чай или чашку кофе — именно это она и хотела заказать, когда встретилась с Лорейн Темпл в «Дровосеке» в середине дня во вторник.

Лорейн оказалась полноватой невысокой брюнеткой с непринужденными манерами и открытым лицом, которое располагало к доверию. Она была примерно одних лет с Мэгги, немного за тридцать, одета в черные джинсы, пиджак и белую шелковую блузку. Лорейн принесла кофе и завела с Мэгги непринужденный разговор о разных пустяках, посочувствовала ей по поводу шума, поднятого вокруг недавних событий на Хилл-стрит, после чего перешла к главному. Она достала и положила перед собой блокнот, а не магнитофон, что пришлось Мэгги по душе. Ей было трудно объяснить причину, но запись ее голоса, ее слов, разложенных на звуки, была ей неприятна, а вот закорючки на бумаге ее почему-то не волновали.

— Вы владеете стенографией? — только удивилась она, полагая, что этот метод скорописи уже давно забыт.

Лорейн посмотрела на нее с улыбкой:

— Своей собственной версией. Вы есть не хотите?

— Нет, спасибо. Я не голодна.

— Тогда, если вы не против, начнем?

Мэгги чуть напряглась в ожидании первого вопроса. В пабе было тихо: день был рабочий, а Хилл-стрит вряд ли можно считать деловым центром или туристической Меккой. Правда, недалеко от паба работали какие-то предприятия, но до обеденного перерыва было еще далеко. Негромкая музыка, доносившаяся из автомата, не мешала беседе, и даже малыши в семейном зале оказались на редкость послушными. Казалось, недавние события каким-то странным образом повлияли на каждого обитателя улицы и паб окутан покровом сдержанности.