Хромой из Варшавы. Книги 1-15 - Жюльетта Бенцони

Она уселась на большой камень, скрестив свои сухие жилистые ноги. Поза выглядела чрезвычайно естественной и до такой степени не соответствовала персонажу, с которым отождествлялась у князя ее внешность, что он чуть не предложил гостье сигарету. Впрочем, когда он попробовал представить ее себе в европейской одежде, пригубливающей стаканчик в баре отеля «Царь Давид», из этого тоже ничего не вышло: видимо, мешал арабский тип, к которому принадлежала эта женщина. Ее гордо посаженная голова была явно сотворена для того, чтобы носить корону, диадему или тиару… Нет, особа, находившаяся перед князем, точно была загадкой…

Кипрос тоже наблюдала за князем, внимательно глядя на него сквозь полуопущенные густые черные ресницы. Казалось, созерцание Морозини приносит ей какое-то странное облегчение. Теперь, когда она увидела Альдо при свете дня, она уже сожалела о своем ночном поступке. Хоть он одет как цивилизованный человек, но все равно сразу видно, какое это красивое животное! Элегантный мужчина, высокий, породистый, а как ему идет эта рубашка! И до чего привлекательно его узкое лицо с надменным профилем, как хороши его темные, чуть посеребренные на висках волосы, его небрежная улыбка, серо-голубые глаза, отливающие блеском стали! Она снова заговорила:

— До чего удивительно: вы итальянец, южанин, а глаза у вас — голубые…

— Во-первых, я венецианец, а не просто итальянец, это имеет существенное значение. А во-вторых, цвет глаз я унаследовал от своей матери, она была француженкой…

Кофе был готов. Альдо налил дымящийся напиток в чашку, протянул ее нежданной гостье. Та сосредоточенно принялась пить.

— Ну, как? Вкусно?

— Божественно! Давно я не пила ничего подобного! В наших краях выбор есть только между жидкой кашей по-турецки и водянистыми помоями, столь милыми сердцу унылых англичан!

Альдо налил ей вторую чашку, позвал Адальбера, который что-то внимательно рассматривал в византийской церкви, и уселся напротив Кипрос, чтобы самому отведать восхитительного напитка.

— Халед… Простите, что упоминаю его имя, ведь я знаю, что вы его не любите… Но Халед сказал нам, что вы не всегда живете здесь. Это правда?

— Совершенно верно. Я появляюсь здесь только два раза в год: в зависимости от движения Солнца и Луны…

— А в остальное время?

Она неопределенно повела рукой с зажатой в ней пустой чашкой и чуть отвернулась от Альдо — так, что ему был виден только ее профиль.

— О-о… То здесь, то там… Как придется!..

— Вы по-прежнему относитесь к нам с подозрением? Разве я, предложив вам выпить с нами кофе, не предложил вам в некотором роде преломить кусок с нашего стола, оказав доверие как уважаемой гостье?

— Может быть, и так… Но все равно я прошу вас: не старайтесь узнать обо мне больше, чем я сказала. Моя жизнь принадлежит мне одной!

— Я и не буду пытаться вырвать у вас правду, пока довольно и того, о чем вы рассказали. Но все-таки признайте, что хотя бы в одном я прав: трудно считать вас набатеянкой. Этого племени давно уже не существует…

— Но кровь людей этого племени все еще течет в жилах немногих его представителей. Я — одна из них.

Тут наконец появился Адальбер, на ходу рассматривавший что-то лежащее у него на ладони. Он протянул находку другу и повернулся к Кипрос, любезно приветствуя ее так непринужденно, словно ее присутствие здесь было совершенно закономерным.

— Погляди-ка, что я раскопал! — обратился он к Альдо.

— Кольцо?

— Скорее печатка. Но гравировка почти неразличима. Мне кажется, тут что-то вроде листочка дерева…

— Покажите!

Кипрос потянулась к находке, и ее жест был настолько естественным, что можно было подумать, она имеет право первой увидеть ее.

Адальбер, не противясь, отдал ей печатку и заметил поспешно:

— Вы, конечно, сию же минуту обнаружите, что этот предмет сделан не из золота.

— Да, я знаю, из бронзы. Это, конечно, вещь времен осады крепости, возможно, принадлежала кому-то из защитников. Может быть, даже и самому Елеазару, который намеревался воспользоваться этой печатью в день, когда снимут осаду и надо будет подписывать мирный договор…

— Браво! — Адальбер захлопал в ладоши. — А вы очень сильны в истории!

— Можно набраться знаний за много лет. Что вы собираетесь сделать с этой печаткой?

Ей явно хотелось забрать находку себе. Однако Адальбер не собирался уступить ей перстень. Он мягко, но решительно взял печатку из рук Кипрос.

— Я отдам ее сэру Персивалю Кларку. Может быть, он сумеет рассказать нам о ней побольше…

— Вы с ним знакомы? — удивленно спросила Кипрос.

— Конечно же. А как иначе мы смогли бы познакомиться с Халедом, его доверенным лицом?

Женщина пожала плечами, на лице ее появилось презрительное выражение.

— Ах, эти англичане! Они совсем не понимают, кому можно доверять. Спасибо за кофе!

Кипрос поднялась, но прежде, чем она успела сбежать — легкая и быстрая, как антилопа, — Морозини взял ее за руку и удержал.

— Всегда готов услужить вам… Куда вы так торопитесь?

— Нет, не тороплюсь, просто не люблю подолгу оставаться среди людей, — выпалила она, но сразу же добавила, чтобы хоть как-то смягчить фразу, Которая могла показаться гостеприимным хозяевам лагеря слишком грубой: — Какими бы приятными они ни были…

Но улыбка не осветила при этом ее лица, скорее всего она вообще не умела улыбаться.

— Разрешите мне по крайней мере задать вам еще один вопрос. Где вы живете среди этих камней? Мы уже много раз обошли руины большого дворца, но ни разу не видели там ни одной живой души…

— Вы меня искали?

— Можно сказать и так. Вы — это опасность, и нам хотелось знать, откуда она может прийти.

— По-прежнему так думаете?

— Теперь нет, — вмешался в разговор Адальбер, — и поэтому вы могли бы доверять нам чуть-чуть больше…

— Я никогда никому не доверяю. Никому!

На этот раз она скрылась из глаз так быстро, что друзья даже не успели заметить, куда она делась. Морозини пожал плечами.

— Халед говорил мне, что где-то здесь есть пещеры. Наверное, она скрывается в одной из них. А потом, она ведь знает Масаду как свои пять пальцев, так что вполне могла выбрать убежище в противоположной стороне от дворца… Искать бесполезно. И вообще, может быть, она больше не появится…

Но она приходила еще дважды. И Морозини с Адальбером заметили, что она неизменно появляется в те дни, когда ни сам Халед, ни его сыновья не поднимаются на плато, чтобы принести продукты. Зато араб с течением времени проявлял все большее любопытство. Он никак не мог понять, что на самом деле здесь так долго делают эти люди, приехавшие для того, чтобы ознакомиться с