А. Смолин, ведьмак - Андрей Александрович Васильев

ждал, но зато, когда я уже проворачивал ключ в замке, сверху раздался веселый и бодрый голос:

— Смолин! А я гадаю — куда ты пропал?

Глава девятнадцатая

— Привет, лягушка-путешественница! — неподдельно обрадовался я соседке, которая, опершись на перила, радостно мне улыбалась. — Не поверишь, но я по тебе соскучился.

— Это потому что ты в меня тайно влюблен, — со знанием дела заявила Маринка. — Но признаваться в этом ни себе, ни мне не хочешь.

— Все-то ты знаешь. — Я достал из кармана ключи от двери. — Прямо Ванга во плоти.

— Да, я такая. — Маринка горделиво подбоченилась, из-за чего и без того неплотно запахнутый легкий халатик позволил мне созерцать отдельные достопримечательности ее красивого тела. — Хвали меня, хвали.

— И ведь есть за что! — демонстративно облизнулся я. — Ох, есть!

— Тьфу, дурак, — заметив, на что именно я смотрю, Маринка тут же сменила тон. — Все у тебя в одно упирается.

— И это тоже правда, — подмигнул ей я, игриво вильнув бедрами. — Упирается — не то слово!

— Смолин! — топнула ногой в тапочке по ступеньке соседка. — Это я должна сыпать двусмысленными фразами и над тобой глумиться, а не наоборот! Так нечестно!

— Задался день, — подытожил я. — Давно я мечтал тебя морально изнасиловать, и вот это произошло! Сегодня усну со счастливой улыбкой на губах.

— Чтоб тебе пусто было! — пожелала Маринка. — Чтоб тебя вспоминали только… О, кстати! Погоди, никуда не уходи, у меня для тебя кое-что есть.

И она умчалась наверх, забавно шлепая по ступенькам подошвами тапочек.

— Вот, — вернувшись через минуту, она протянула мне длинную серую бумажку. — Это тебе.

— Что это такое?

— Это — телеграмма, — сообщила мне Маринка. — Самая настоящая. К тебе почтальон три раза заходил, в дверь трезвонил, потом задолбался и отдал ее мне. Мы с ним на лестнице встретились. По правилам надо из рук в руки передавать, но там дедушка старенький совсем, мне его жалко стало. Сказала, что мы с тобой живем в гражданском браке, и в книге расписалась. Ты ж не против?

— Нет, — ответил я. — Телеграмма. Прикольно. Никогда телеграмм не получал.

— Я тоже. — Маринка провела пальцем по моей щеке. — Ты небритый забавный. Слушай, а тот человек что тебе это диво дивное отправил — он старовер?

— С чего ты взяла?

— У нас репортаж просто такой делали в газете. Прикинь, есть люди, которые принципиально не пользуются скайпом, электронной почтой и даже мобильной связью. Кто из религиозных соображений, кто из чувства протеста. Так сказать, «„Скайнет“ не пройдет». Я и подумала — этот из таких. Да и текст забавный.

Это да. Забавный и короткий. «Лето на пороге. Скоро увидимся» Старовер? Да нет, это не старовер. Но, что самое интересное, данная телеграмма меня не столько напугала, сколько насмешила. Один и тот же трюк, повторенный дважды, не может вызвать испуг, так же как повтор шутки не вызовет смех.

Тоже мне, Остап Бендер. «Графиня изменившимся лицом бежит пруду».

А ведь колдун, выходит, тщеславен безмерно. Он начал давить на меня до того, как вернулся в Россию, давая понять, что никто не забыт и ничто не забыто. Его черная душа требует перфоманса, вот только рычагов давления практически нет, а потому он вынужден повторяться.

Тщеславие — славный порок. Удобный для меня и опасный для него. Хорошо, в моей колоде появилась первая карта, которую можно будет разыграть в нужное время в нужном месте.

— Эй, Смолин, — у меня перед глазами мотнулась узкая девичья ладонь. — Ты со мной?

— С тобой, — с готовностью ответил я. — А в какой именно связи?

— Забыли, — отмахнулась Маринка и протянула мне длинную тонкую кость довольно стремного вида. — На, держи. С Севера перла, через полстраны, специально для тебя.

— Это чего такое? — я покрутил в руках подарок.

— Хрен моржовый, — с готовностью ответила соседка. — Бивень мамонта не добыла, да и громоздкий он. А эта красота в чемодан влезла без проблем.

— И в какой же части моржа эта косточка была при жизни? — недоуменно спросил я ее. — Моржи — они ж здоровые!

— В бивнях — да, — пояснила Маринка. — А внизу — нет. Сашк, это реально хрен. У них там кость, прикинь! Морж этой штукой моржиху…

— Блин! — заорал я, поняв, что держу в руках. — Ты совсем охренела?

— Не, — довольно заулыбалась Маринка. — У кого в руках хрен, тот и… Ну ты понял. Слушай, у тебя есть чего пожрать дома? Просто я всю неделю материал готовлю, живу на плоскости редакция-дом, даже в магазин некогда сходить.

В рюкзаке у меня за плечами недовольно зашебуршился Родька, рассчитывающий после путешествия развалиться в любимом кресле и пощелкать пультом телевизора, а теперь осознавший, что, похоже, его планы летят в тартарары.

— Откуда? — хмыкнул я. — Сам две недели дома не был. Разве что сухарики какие.

— А давай ты меня пиццей угостишь? — захлопала ресницами Маринка. — Той, что с ветчиной и ананасами, как ее… Неважно. И еще — пепперони! И скажи, чтобы везли побыстрее, я очень есть хочу. А с меня бутылка клюквенной настойки. С Кольского привезла, тут такой нет!

С Кольского? Вон куда ее черти занесли. Странно. А разве там моржи водятся?

— Ладно, дуй за своей настойкой, — согласился я. — Пойду пока пиццу закажу.

Хорошо, что в жизни есть нечто неизменное, правда?

Как выяснилось через день, неизменно не только желание Маринки залезть в мой холодильник, но и кое-какие иные вещи, вроде алчности.

В банк пожаловал господин Вагнер, причем именно ко мне. Если честно, этого я совершенно не ожидал, резонно предполагая, что, рассчитавшись со мной установкой бюста, тевтонская супружеская чета напрочь исчезнет из моей жизни.

Ошибся. Жадность оказалась сильнее страха.

— Добрый день. — Петр Францевич встал, когда я вошел в «переговорку», и даже подал мне ладонь. — Рад вас снова видеть, Александр.

— Наша нынешняя встреча мне нравится больше, чем предыдущая, — заметил я. — По крайней мере, мне не выкручивают руки, это само по себе приятно.

— Жизнь непредсказуема, — мягко сообщил мне Вагнер. — В ней случается всякое. Но помнить надо только хорошее.

— Вы о памятнике? — уточнил я. — За него спасибо. Пусть не в полный рост меня изваяли, да и сходство относительное, но приятно.

Можно было бы еще шпильку по поводу денег подпустить, но я решил пока приберечь ее на потом.

— Итак. — Я уселся в мягкое кресло. — Чем могу?

— Александр. — Вагнер снял очки и потер переносицу. — Прозвучит немного литературно, но вы за последние полгода стали достаточно известны в определенных кругах. Можно даже сказать — обрели некую славу. Славу целителя.

— И? — чуть подогнал