Прах и пепел - Татьяна Николаевна Зубачева

на него, тоненько заплакала Катя. И Зина не выдержала.

– Тима! – крикнула она. – Ты что?

Тим остановился, оглянулся на них. Как-то так, будто заслонял лицо плечом.

– Папа-а! – звал Дим, не сходя с места, тянулся к нему.

И Тим не смог уйти, повернул обратно. Медленно, словно против ветра, подошёл. Дим вцепился в его руку, другой рукой схватил за руку Зину.

– Катька, держи их!

Не переставая плакать, Катя встала, как и он, держась сразу и за мать, и за Тима.

– Вот так, – всхлипнул Дим.

– Ага, – согласилась с ним Катя.

Зина беспомощно посмотрела на Тима. Тим стоял, опустив голову и плотно сжав губы. По щекам Зины текли слёзы.

Сколько бы они так простояли, неизвестно, но их окликнули. Кто-то, кого они даже не рассмотрели.

– Эй, вы чего, на обед не идёте?

И это вывело их из столбняка. Зина и Тим вытирали лица малышам, искали по карманам талоны… И как-то само собой получилось, что на обед они пошли вместе. Катя и Дим впереди, держась за руки, а Тим и Зина за ними. Оглядываясь, Дим видел, что они идут рядом. Ну, понятно, что взрослые за ручку не ходят, да это и не важно. А уж чтоб в столовой все за одним столом оказались, за этим он сам проследит.

За обедом Тим был молчаливо сосредоточен и словно не замечал, кто там за одним столом с ним. Зина тоже молчала. И даже не напомнила Кате, чтобы та не заглатывала, а жевала, никто тарелку не отнимет. И что вокруг творилось, они не замечали. Дим с Катей очень старательно вели себя хорошо и следили – особенно Дим – чтобы из-за стола встали все вместе.

Это получилось. И к семейному бараку пришли вместе, а здесь… здесь детей просто взяли за руки и развели. К тому же в разные казармы. Ну… ну, такая невезуха!

Спать детям после обеда велел врач. Он всем родителям так говорил, но вот кого удавалось в постель днём загнать – это уже другой вопрос. Дим никогда не брыкался. Обычно, когда он спал после обеда, отец сидел тут же в ногах его койки и шил, если что порвалось, или читал, лёжа на своей койке.

Дим быстро разделся, лёг под одеяло и посмотрел на отца. Тим, как всегда, снял и повесил на спинку верхней койки свою кожаную куртку. А что сейчас? Достанет из тумбочки мешочек с нитками и иголками или разуется и полезет наверх? Но отец медлил, и Дим, чувствуя, что сейчас опять заплачет, заговорил:

– Па-ап, посиди со мной.

Тим вздохнул и осторожно сел на край его койки. Дим откинул одеяло и полез к нему на колени, обхватил обеими руками, уткнувшись макушкой в его шею.

– Пап, я же, как лучше, хотел.

Тим обнял его, прижимая к себе.

– Я знаю, сынок. Только… хочешь одно, а получается другое. Так бывает.

– Ну, пап, ну, почему? – Дим всхлипнул. – Ну, почему ты не хочешь? Разве они плохие?

– Нет, наверное, – тихо ответил Тим.

– Ну, ты ведь всё равно потом поженишься. Ну, пап, давай ты с ней.

– С чего ты взял, что я женюсь? – удивился Тим.

– Ну, все так говорят, – Дим вздохнул и стал перечислять, явно кого-то копируя: – Мужику одному нельзя, в доме хозяйка должна быть, без матери дом не стоит. У нас же будет дом, пап. Будет?

– Будет, – твёрдо ответил Тим.

– Ну вот. А она хорошая, добрая. И Катька хорошая. Ну, почему ты не хочешь?

– Дело не в ней, Дим, а во мне, – Тим говорил тихо и горько. – Ты просто не понимаешь. Нельзя мне.

– Ну почему?! – в голосе Дима, хотя он говорил, подражая отцу, тихо, звенели слёзы.

– Я – негр, Дим, а она – белая.

– Ну, так что? Ты меня с Горелого Поля когда забрал, ты же не смотрел, что я белый!

Тим молча зарылся лицом в мягкие волосы Дима. Говорить он не мог, а Дим, всё теснее прижимаясь к нему, совсем тихо спросил:

– Пап, ты же не откажешься от меня, раз я белый?

– Нет! – выдохнул Тим. – Нет, ты что?! Как ты мог такое, Дим?

Дим тихо плакал, и Тим чувствовал, что и у него защипало в глазах.

– Ну, что ты, ну, не надо, сынок, – шептал Тим. – Я всегда с тобой буду. У меня же нет никого, только ты, Дим…

– И у меня, – всхлипывал Дим, – только ты. А так… и сестра была бы, и мамка… И у тебя ещё дочка была бы. Моя ж сестра тебе дочка, а ты ей папка…

Тим, не отвечая, обнимал Дима, покачивался, качая его. И когда Дим немного успокоился, уложил его в постель, укрыл.

– Пап, ты не уходи, – попросил Дим.

– Нет, я здесь, с тобой посижу, – успокоил его Тим.

– Мы так с Катькой всё хорошо придумали, – вздохнул, устраиваясь под одеялом, Дим, – а вы всё испортили.

– Придумали, – усмехнулся Тим. – А получилось…

И оборвал фразу, что была уже готова. Откуда Диму знать, что это рабов вот так ставили друг против друга и говорили, приказывали стать мужем и женой, зачинать новых рабов. Диму и мысль такая в голову прийти не могла. И слава богу. Пусть и не знает этого.

Дим смотрел на него круглыми, мокро блестящими глазами, и Тим вздохнул.

– Меня ж ты не спросил.

– А что? – Дим быстро сел. – Ты уже другую нашёл? Она лучше?

Тим тихо рассмеялся и уложил его.

– Спи.

– Пап, ты поговори с ней.

– С кем?

– С Катькиной мамкой, она хорошая, – Дим закрыл глаза.

Тим сидел и смотрел, как Дим спит. Мальчику нужна мать. Ему это говорили многие. И он согласен. Мать… он никогда не видел своей. Как все рабы. А вот как забирают годовалых – это видел. И уже когда его из питомника продали в имение, знал, что и его так же отобрали. Белые отняли у него родителей, братьев и сестёр, его детей. Он никогда не видел их, даже не знает: родились ли они…

…– Ну что ж, неплохой экземпляр. Я согласен на случку.

И хозяин удовлетворённо кивает. Он стоит перед ними голый, заложив руки за голову и расставив ноги, как на сортировке, а хозяин и его гость рассматривают его. И ещё троих рабов. Решают…

…Тим вздохнул. Тогда его выбрали. На случку. Сволочи, какие же сволочи. Отняли всё, лишили всего. И неужели сейчас он тоже… лишает Дима матери? И сестры? Но… но ведь не ему решать… что он может… чёрт, разве