Коварство, или Тайна дома с мезонином - Вера Колочкова

– Да на фига ей отказ-то подписывать? Она что, совсем у тебя чокнутая?

– Эй, ты поосторожнее с выражениями!

– Ой, да ладно… Да и вообще, как по-другому-то скажешь? Сейчас альтруистами только ненормальных и признают!

– Олег, прекрати. Это, в конце концов, ее право. Она сама так решила.

– Да какое такое к чертовой матери право! – вдруг взорвался Олег яростно свистящим, даже немного рычащим шепотом, скосив глаз на закряхтевшую в Анютиных руках Сонечку. – Ты хоть понимаешь, в каких деньгах может эта ее доля выражаться? Или тоже под дурочку косить будешь?

– Нет, не буду. Понимаю я. Но повторяю: это ее право…

– Да нету, нету у нее никакого такого права! – снова яростно зашипел Олег и даже сделал попытку ударить в отчаянии несколько раз ладонями по рулю. – Господи, я скоро с вашим этим семейством с ума сойду… Ну скажи, что значит – ее право? Глупости! Какое такое право может быть у ничего в этой жизни не имеющего? Господи, слушать же противно! Мы из занюханного Белоречья, мы бедные, но такие, знаете ли, гордые… У нас есть право отказаться от законной доли в наследстве… Так, что ли?

– Да хотя бы и так! Тебе какое дело? Ты-то чего вдруг раскипятился?

– А что, я уже отношения ни к тебе, ни к твоей маме не имею? А может, твоей маме надо напомнить, что у нее, кроме различных прав, еще и обязанности имеются? Материнские, например? Она не желает ли, часом, дочери своей помочь?

– А в чем мне надо помогать, Олег?

– А что, не надо? У тебя что, уже все в этой жизни есть? Свой хороший дом, хорошие средства для достойной жизни, счет в швейцарском банке… Ты всего этого уже достигла, да? И тебе деньги больше ну никак не нужны! Ну просто складывать их уже некуда, все ресурсы для их приема исчерпались, да?

– А мне ничего из вышеперечисленного тобою и не нужно.

– Да? А вот мне, ты знаешь, нужно! Очень нужно! Да я бы на эти деньги фирму свою смог открыть и раскрутиться как-то! И жить! И зарабатывать! И человеком стать!

– И открыть счет в швейцарском банке… И дом купить в Монако… – насмешливо подстраиваясь под его горячие возмущенные интонации, тихо-весело произнесла Анюта.

– Да, Ань, именно так! Потому что я всего этого хочу! Потому что это и есть жизнь, когда у тебя есть и счет, и дом! А все остальное не имеет смысла!

– Нет, Олег. Жизнь – это не дом и не счет. Это понятие, знаешь ли, гораздо более объемное. А иначе все было бы очень просто…

– Замолчи, Ань! Вот не зли, не зли меня лучше, прошу тебя! А то я начинаю думать, что моя жена – всего лишь идиотка блаженная. Не придуривайся, Ань… Ты же не будешь мне сейчас доказывать, что деньги тебе вообще не нужны?

– Нет, не буду. Нужны, конечно. Как и всякому. Но только их величеству большому количеству я жизнь свою отдавать не хочу. Понимаешь, нельзя отдавать им свою жизнь целиком, никак нельзя. Ты только вдумайся – это ж настоящее убийство получается. Люди придумали деньги для чего? Для удобства просто. А не для того, чтобы они потом их медленно убивали. Или управляли ими, как марионетками.

– Это что, Аньк, мама тебя таким глупостям научила? – с ехидной какой-то горячностью спросил Олег, посмотрев на нее искоса.

– Да. И мама учила. И сама я училась, пока не поумнела. И с тобой я, кстати, тоже давно хочу поговорить на эту тему! – тоже вдруг загорячилась Анюта, разворачиваясь к Олегу и поудобнее перехватывая в руках Сонечку.

– Ну давай поговори, раз такой у нас спор философский зашел… – раздраженно-снисходительно усмехнулся вдруг Олег. – Расскажи мне, что такое жизнь. Расскажи, что деньги – это зло. Расскажи мне про добро, как надо ветер нюхать, как водичка песочком шуршит… Давай, давай…

– Знаешь, Олег, вот у Чехова рассказ один есть… Да ты помнишь, наверное, его в школе проходят. Там чиновник один так же вот всю жизнь свою положил на то, чтоб барскую усадьбу себе купить. Чтоб сидеть там и крыжовник есть. Ему все казалось, вот купит себе усадьбу – и сразу начнет жить. Работал, делал чего-то, суетился, деньги страстно копил…

– И что?

– А ничего. Он ее купил, конечно же. А потом тихо умер. И все. И жизни – как не бывало. И даже крыжовник вожделенный кислым оказался… Это я к тому, Олег, что желание другой, красиво-богатой Жизни может забрать целиком твою жизнь нынешнюю и вряд ли захочет вернуть ее обратно впоследствии. Красиво-богатая жизнь, она своих рабов крепко держит. Армия стремящихся к ней таких, как ты, преданных солдатиков-адептов неисчислима. А до вожделенного крыжовника тоже не каждый может дотянуться. Некоторые по дороге падают… Поэтому подумай, Олег, стоит ли овчинка выделки? Может, гораздо умнее полюбить эту жизнь? Принять ее такой, какая она есть? Не бежать за красивостями, не страдать от серых якобы будней, а принять жизнь как сам по себе существующий уже фактор? Ты подумай об этом, Олег!

– Глупости, Аньк. Вот глупости ты сейчас говоришь! Потому что все хотят жить красиво, все до единого! И все к этой красивой жизни одинаково стремятся, и когти себе рвут одинаково. Это закон такой, понимаешь? Кто не добежал, тот не живет. В пропасть нищеты-бедности сваливается. И, уже в этой пропасти сидя, из жалости к себе начинает сказки всякие рассказывать про ветер, про траву, про шуршание воды… Или глупо радоваться, как твой братец, новому дому в занюханном своем Белоречье. Оно, конечно, что ж… Морковка – тоже счастье, если ананасов не пробовал…

– А что, это так важно для счастья, что в данный момент в желудке у человека находится? Морковка или ананас?

– А что, не важно разве? Запах ветра и шелест травы важнее?

– Ну, это кому как… Спорить не буду. Жизнь материальную, как таковую, я, между прочим, тоже уважаю. Но уважаю – и только! Как вторичную составляющую. Только за первооснову ее брать не хочу. И вообще, давай на результат посмотрим. Во что в конце концов превратится ананас в желудке? А? Всего лишь в дурно пахнущую отхожую кучку? Так ведь и морковка в конечном результате в такую же кучку превратится… Получается, ты когти рвал для того, чтоб ананас этот сожрать во что бы то ни стало, а на деле та же самая кучка и вышла! А ты себя напрягал, чтоб денег на этот ананас добыть. А другой в это время жил. Ветру радовался, солнцу, каждый день свой благословлял, жизнь свою через себя пропускал радостно, на тщеславно-болезненные страсти не отвлекаясь! Страхами да нервами не изводился, не злился, ел себе свою морковку…

– Ну все, хватит! – резко перебил Анюту Олег. – Хватит чушь всякую нести! В общем, так порешим, Анька. Сейчас мы разворачиваемся и едем обратно, в Белоречье. И ты уговариваешь мать никуда без меня не ездить. Еще чего! Отказ она собралась подписывать… Это ее, ее законная доля! Ей деньги не нужны – да пожалуйста! Я ж не спорю! Пусть кушает себе дальше морковку да ветер нюхает, кто против? А деньги нам пусть отдаст! Нет, это ж надо… От таких денег она решила отказаться… Идиотка…

Он резко затормозил, оглянулся и приготовился уже с усилием выворачивать руль, пытаясь развернуться половчее на оживленной трассе. Анюта смотрела на него расширенными от удивления глазами, моргала растерянно. Опомнившись, заговорила резко: