Вольный странник - Дэннис Фун

Кивнув Мабатан, Шисос исчез в туннеле. Бросив прощальный взгляд в сторону Роуна, Мабатан быстро последовала за хроши.

— Отлично, — вздохнул Роун.

В отверстии другого туннеля нарисовалось лицо — это была та самая девушка с красными глазами, которую они видели вечером. Именно она взяла котомку с сушеными цветами, которые принесла Мабатан.

— Миза? — спросил Лампи.

Миза свистнула, в знак приветствия протянув к ним руку ладонью вперед. Лампи просвистел ей что-то в ответ. Глаза девушки вспыхнули, потом сузились. Лампи разнервничался:

— Я только сказал ей «привет»… мне кажется.

— Лучше бы тебе, наверное, больше не испытывать судьбу, — заметил Роун с улыбкой.

— Мне хочется научиться говорить на их языке. Она, мне кажется, может отнестись к этому с пониманием, — с надеждой произнес Лампи.

— Давай, дерзай. Я останусь здесь.

— Что ты собираешься делать?

— Ничего.

Лампи подозрительно покосился на друга.

— Обещаю тебе. Мне просто надо подумать.

— Не исчезай туда, где я не смогу тебя найти. Ты знаешь, что я имею в виду.

— Обещаю тебе. Край Видений подождет.

— Неужели тебя совсем не интересуют эти туннели? Пошли с нами.

— Нет, — стоял на своем Роун.

Лампи пожал плечами и ушел вслед за Мизой.

Как только они отошли на приличное расстояние, Роун удобно устроился, прижавшись спиной к стене.

Поскольку они, как он понял, находились под защитой Шисоса — по крайней мере, какое-то время, — Роун был уверен, его никто не станет беспокоить.

Он решил сделать то, о чем никого не собирался ставить в известность — ни Лампи, ни кого бы то ни было другого. Он покидал собственное тело всего несколько раз. В прошлом году он этого себе не позволял, полагая, что, как и во время путешествий в Край Видений, Обращенные смогут его обнаружить. Но после всего, что случилось, теперь это казалось ему несущественным. Мабатан может этим людям доверять, но свои сомнения он оставил при себе. Он до сих пор не мог забыть лицо того мертвеца, на которого как-то наткнулся в землях Пустоши. На горле того человека остались следы клыков… Если у хроши есть какие-то свои тайны, если отношения с ними чреваты опасностью, о которой Мабатан ничего не известно, Роун это должен выяснить.

Он сунул руку в карман, и на палец ему заполз белый сверчок. Роун осторожно посадил его к себе на колено, и, когда сверчок запел, юноша стал дышать в такт ритму песни. Первые тридцать вдохов… ничего… но потом затеплилась искорка. Роун просто следил, как она плывет в его сознании, и продолжал дышать. Искорка начала делиться и множилась до тех пор, пока всего его не окутало сияние. Он сконцентрировался на собственной макушке и глубоко вдохнул это свечение. Свет заполнил, пронизал его изнутри и вышел наружу — только теперь Роун вышел вместе со светом из собственного тела.

Взглянув на себя сверху, он увидел, что спокойно сидит на постели, а на коленке его продолжает стрекотать сверчок. Как спокойно он выглядел! На лице — ни заботы, ни тревоги. Если б только так было на самом деле…

Роун летел по туннелю, по которому ушел Лампи. Хроши быстро двигались по извилистым переходам, но Роун из всех обгонял. Вскоре он уже неплохо разбирался в запутанной системе их пещер. Каждый туннель вел к подземной камере, а из каждой камеры-комнаты другие туннели вели к другим камерам. Они создали под землей целую сеть таких бесконечных переходов. Насколько, интересно, разветвленной она была? — думал Роун. Как бы она пригодилась им в благих целях!

Роун задержался перед помещением, где расположилась семья из четырех человек. Мальчик с девочкой были примерно того же возраста, что он и Стоув, а родители, наверное, ровесники их родителям, если бы они были живы. Мать с любовью обтачивала дочери зубы, отец с сыном скручивали из веревок канат. Почему-то примерно такую картину их отношений он себе и представлял. Но любовь кровопийц к собственным детям вовсе не означала, что от этого они менее опасны.

Роун полетел по туннелям дальше, заглядывая в многочисленные камеры. Хроши занимались там самыми разными работами, среди них были ткачи, сверлильщики, уборщики, сапожники, гончары, кузнецы, землекопы, мастера, делавшие детские игрушки. Было там и что-то наподобие дома для престарелых или богадельни, где ухаживали за стариками и умирающими. В подземной больнице женщины рожали детей. Он задержался, чтобы посмотреть, как из чрева матери появляется ребенок. Когда акушерка его обмыла, Роун увидел, что младенец решительно ничем не отличался от любого новорожденного. А его безухая мать с острыми клыками держала его на руках, ласкала малыша и ворковала над ним точно так же, как и все любящие своих детей матери, которых он видел.

Когда Роун оказывался в своей астральной форме, он утрачивал чувство времени. Он вдруг вспомнил про Лампи. Куда подевался его друг? Не успел он представить себе его лицо, как оказался в комнате, где, поджав под себя ноги, сидели Лампи с Мизой, а вокруг них были раскиданы разные предметы. Она держала в руках миску, мягко щелкая языком и грубовато посвистывая. Лампи пытался повторить ее щелканье и свист, при этом они друг другу улыбались. Она передала ему миску.

Лампи так долго томился одиночеством, что не мог устоять перед хорошей компанией — ведь с ним почти никто не хотел иметь дела из-за страшных отметин, оставленных на его теле лесными клещами. Может быть, кровопийцы смотрели на него почти как на своего, потому что им казалось, что он тоже не совсем человек?

Потеря семьи и друзей — страшная трагедия, которая в чем-то объединяла его с Лампи, но Роуна с тех пор слишком часто предавали те, к кому он тянулся всей душой. Когда-то он доверял Святому. Было время, когда он и к Аландре относился с полным доверием. А теперь он знал, что верить можно было только Лампи и собственному одиночеству.

Внезапно почувствовав дурноту от замкнутого пространства, Роун оставил друга продолжать урок и вырвался из подземелья на свежий воздух. Он завис высоко над полем, поросшим высокой красновато-коричневой травой. Над дорогой, покрытой ссохшейся грязью, вихрилась густая пыль. По ней галопом неслись несколько десятков дикого вида всадников. Фандоры.

Возглавлял их, в накидке из развевающихся перьев, не кто иной, как Ворон.

Но ведь Ворон был братом. Почему же он стал главарем их заклятых врагов? Многое изменилось, сказала Мабатан, а Ворон всегда был предателем. Даже Святой ему не доверял. Но как он мог выступить против братьев? Или, может быть, это братья на него ополчились? Или после гибели Святого само братство распалось?

Роун полетел рядом с ними в надежде услышать обрывки разговоров. Но невидимая сила не дала ему лететь дальше, препятствуя еще большему удалению его астрального тела от физического. Он попытался сопротивляться, но все его усилия были тщетны. Он достиг предела своих возможностей.

Расстроенный, Роун представил, что вернулся в свое физическое тело, и сразу, как всегда, ощутил земную тяжесть бренной плоти. Открыв глаза, Роун понял, что вернулся в мир, и услышал сердитый голос Лампи: