Остров кошмаров. Томагавки и алмазы - Александр Бушков

Иногда действовали вовсе уж непонятные сегодня, запутанные правила. Я так и не доискался, почему крохотная деревушка Луэ, что в Корнуэлле, имела право выдвигать столько же депутатов, сколько лондонский Сити с его несколькими тысячами обитателей – хотя Сити, безусловно, был «старинным».

А иногда доходило до сущих курьезов. Как-то в одном местечке на морском побережье море вдруг поднялось и затопило владения некоего помещика средней руки (они и посейчас под водой). Арендаторы, видя такое дело, отправились попытать счастья в других местах, сам помещик поселился неподалеку от побережья, от своей мини-Атлантиды (это была не катастрофа, вода прибывала медленно, и у всех было достаточно времени, чтобы собрать скарб и унести ноги).

Так вот, владения означенного джентльмена были «местечком» в прямом смысле слова – избирательным округом. Согласно тогдашнему юридическому крючкотворству, то, что земля оказалась на морском дне, не лишало ни помещика прав на свою частную собственность, пусть владел он ею отныне чисто теоретически, ни «местечка» – его избирательных прав. Единственным человеком, «прописанным» на этом «избирательном участке» был помещик. Так что в тех местах парламентские выборы упростились до предела: всякий раз помещик выдвигал кандидатом в палату общин сам себя, а потом единогласно сам себя и выбирал. Иногда – то ли для развлечения, то ли за деньги – он выдвигал в кандидаты кого-то другого, а потом, в качестве электората, опять-таки единогласно его выбирал. Это не анекдот, господа мои, это было…

И это не было чем-то уникальным. Существовало еще несколько подобных «избирательных участков», где избирателей не имелось вовсе – земля ушла под пастбище или оказалась целиком заболоченной, но все эти давным-давно нежилые места сохранили все права «местечек», располагали своими кандидатами и своими избирателями, и депутаты от них регулярно оказывались в палате общин.

Ну а в настоящих «гнилых местечках», где избиратели насчитывались даже не сотнями – десятками, пройти в депутаты мог даже не миллионер, просто богатый человек. Избирателей поили практически открыто, собирая, скажем, у себя в поместье. И подкупали – правда, не так открыто, все же не на людях. В следующей книге я покажу, как это делалось в XIX веке.

Понятно, что набобы имели нешуточное преимущество даже перед весьма богатыми лендлордами – очень уж были набиты золотом. И, если уж вдруг загорались желанием попасть в парламент, осечек не было ни разу.

Есть правда на свете! Нашлись честные, порядочные, благородные люди, возвысившие голос против засилья набобов. Депутат палаты общин Уильям Питт в 1770 г. произнес в парламенте яркую речь. В частности, он сказал:

– Мы были осыпаны богатством Азии, но с ним мы получили не только азиатскую роскошь, но, боюсь, и азиатские принципы правления. Люди, привезшие заграничное золото, пробивались в парламент благодаря такому потоку тайной коррупции, которому никакое частное наследственное состояние не может сопротивляться.

Цитирую собственную фразу из старого романа: «Вот это впечатляет. Проникнуто неподдельным чувством». А вас впечатляет, читатель? Если да, впечатляться не следует, как не впечатлился и я. Потому что достопочтенный член палаты общин Питт – правнук бывшего губернатора Мадраса, вернувшегося из Индии и построившего себе сущий дворец в Свалофилде. «Частного наследственного состояния» у него прежде не имелось, так что источник доходов, думается, ясен. Набоб, ага. Депутатом он стал, кстати, победив на выборах в городке Олд-Сарум, классическом «гнилом местечке».

Мало того, Питт знаменит еще и тем, что привез из Индии необработанный алмаз весом в 410 карат. Для тех, кто не в теме: карат – мера веса драгоценных камней. В одном грамме – пять карат. Легко подсчитать, даже в уме, не тревожа калькулятор в телефоне, что алмаз весил ровнехонько 82 грамма. Это не просто много – это чертовски много. Подобные алмазы крайне редки, как белые тигры, если сравнивать его с чем-то по величине, так это с куриным яйцом. Прониклись?

Откуда дровишки, Питт так никогда и не проговорился. Знающие Индию люди сразу могли с уверенностью сказать, что раздобыть такую каменюгу можно было только в Хайдарабаде, в Голконде. Но при каких обстоятельствах Питт эту драгоценность приобрел, он так до самой смерти никому и не рассказал. Алмаз он отдал огранить в бриллиант. При этом камень, конечно, потерял в весе, но после огранки стоил ни много ни мало – 123 000 фунтов стерлингов. За эти денежки Питт его и загнал французскому королю, велевшему вделать камень в свою корону. Бриллианты подобной величины всегда получали имена собственные: «Регент», «Орлов», «Кохинур». И этот камешек назвали по имени бывшего владельца – «Питт».

Такой вот интересный борец с неправедными денежками – борец с собственным покойным прадедушкой. Между прочим, в парламент Питт-младший был избран от того же самого Олд-Сарума – в результате, надо полагать, самых что ни на есть честных и демократических выборов. Какими же еще они могли быть в Англии, старейшей цитадели демократии в Европе?

В общем, в конце концов, чтобы дать по рукам зарвавшейся Компании, парламент принял Акт об управлении Индией, и новым генерал-губернатором всея Индии назначили человека по имени Уоррен Гастингс. Который отныне как бы представлял в Индии королевскую власть.

Я не случайно употребил словечко «как бы». Хитрушка в том, что Гастингс до назначения был высокопоставленным чиновником Компании – в которой начал службу еще семнадцатилетним простым писарем. Так что за пятнадцать лет его правления (1773–1788) никаких таких особенных изменений не произошло, и Компания резвилась по-прежнему.

Объективности ради нужно отметить, что Гастингс, в отличие от примитивного грабителя Клайва, был человеком гораздо более сложным и интересным. Знал три языка: фарси (персидский), хинди и урду – еще один из главных языков Индии. Был серьезно увлечен индийской культурой, поддерживал переводы на английский индийской классики, например, знаменитой «Бхагават-Гиты», основал «Азиатское обществе Бенгалии», в котором англичане изучали индийскую культуру, и мусульманское медресе в Калькутте.

Вот только в управлении Индией он продолжал прежнюю линию: сдирание… пардон, сбор налогов и повышение оных, курс на совершенствование системы заминдаров и разрушение крестьянской общины. Богатые провинции разорял столь же усердно, как и его предшественники. За приличные деньги сдавал остававшимся более-менее независимым местным правителям «в аренду» свои сипайские части. Достоверно известно, что он стоял за убийством одного из магараджей – или, по крайней мере, попустительствовал убийцам.

В частной жизни держался скромно. В отличие от многих гораздо ниже его по положению, жил не во дворце, а в довольно скромном загородном доме в Алипоре (он сохранился до наших дней, и некоторые уверяют, что там порой показывается призрак Гастингса).

Вторую жену Мэри-Энн любил и баловал. Рыжеволосая красавица одевалась на манер индийских принцесс в платья из лучших индийских тканей, волосы украшала множеством драгоценных камней. А ее любимой забавой было сажать котят в миску, полную крупных жемчужин, – у котеек так смешно разъезжались лапки, когда они пытались встать.