Биография любви. Леонид Филатов - Нина Шацкая

В комнате темно, окна зашторены. Мы одни. На экране хрипящие зомби. Лёнька меня пугает, тоже хрипит, как те мертвяки, протягивает ко мне руки… Понимаю: на экране загримированные артисты, и это всего лишь фильм, и Лёня не зомби, а все равно становится не по себе.

— Ну, все дуркуете? — это пришел с работы Петя. Фильм кончился. Переводим дух. Головы тяжелые, но мы счастливы. Петька улыбается — ему очень идет улыбка, они обмениваются с Лёней шутками, и вскоре мы уходим, зная, что через короткое время придем сюда опять.

Но самое большое наслаждение Лёня испытывал от общения со своим другом, главным «домовым» Госфильмофонда Владимиром Дмитриевым. Оба, страстно влюбленные в кино, обладающие о нем энциклопедическими знаниями, они могли разговаривать часами, обсуждая интересующие их фильмы, называя имена и фамилии режиссеров, которые я слышала впервые. Слушая их с жадным вниманием, я старалась как можно больше запомнить, одновременно понимая, что усвоить такой огромный объем информации, к сожалению, невозможно.

С Володей и его очаровательной женой Татьяной Лёня познакомился давно, задолго до нашего законного брака. В театре он находил удобный момент, когда никого не было рядом, и сообщал мне, что «завтра мы с нашими артистами едем в Госфильмофонд». Это было для меня подарком: я знала, что увижу классное кино и, заранее радуясь этому событию, быстро целовала своего любимого.

— Смотри, не опоздай… Я завтра буду видеть тебя и буду счастлив… До завтра, родная…

Какие счастливые были времена! И как мы были молоды и красивы… И как талантливо дружили!

Милый, милый «мышкин домик», который мы с Лёней с особой теплотой очень часто вспоминали, — дом отдыха архитекторов в «Суханово».

1987 год

Н. Губенко нам троим — мне, Лёне и нашему товарищу Володе Китову — достал три путевки на летние каникулы.

Знакомимся с директором этого дивного исторического места. Лёня за время отдыха собирается написать для нашего театра «Содружество актеров Таганки» пьесу по произведениям Салтыкова-Щедрина. Просим директора найти нам домик подальше от людского шума. И вот он, наш «мышкин дом», действительно стоящий автономно, далеко от всех других коттеджей.

Окруженный густым кустарником, он и мы естественным образом были от всех закрыты. Во дворике под деревом — небольшой стол, за которым можно было работать или за чашкой кофе приятно беседовать. В первый же день к нам на радость пришла в гости киска, которая сказала, что будет жить с нами. Нарекли мы ее Алисой. Ей было не больше полугода. С ее приходом во мне проснулась ревность: казалось, что Лёня всю свою нежность отдает ей, не оставляя мне ни капельки. Нет, конечно, и мне доставалось. И именно здесь Лёня и Алиса научили меня любить кошек, к которым я всегда относилась довольно равнодушно, — я любила собак. Когда-то давно у меня был прелестный гладкошерстный фокстерьер Кузенька, который даже снялся в фильме «Цветы запоздалые». Алиса очень быстро влюбила меня в себя, а о Лёне и говорить было нечего — у них с Алисой сразу возник обоюдный роман, — она могла, как собачка, целую минуту вылизывать ему лицо. Только наш товарищ Володя Китов, отдыхавший вместе с нами, оставался к Алисе равнодушным.

В этот приезд, а в Суханово мы были дважды, Лёня был в отличной форме. (В 1986 году мы отпраздновали его сорокалетие, а недавно он снялся у Кости Худякова в фильме «Претендент».) Быстрая, легкая походка, — мы с Володей едва успевали за ним, когда гуляли, уходя далеко за территорию дома отдыха. «Вовка, ну ты даешь… У тебя одышка? — нехорошо… Вот отдохнешь здесь, и все пройдет», — оборачивался на нас, весь из себя спортивный, Ленька, продолжая бежать вперед. Мы тянулись сзади.

«Как здесь красиво! Какая красота!» — восхищался Володя, вдыхая в себя изумительно пряный воздух. И потом мы вдруг замирали, цепенея от восторга: перед нами сверкал на солнце чудными красками великолепный сказочный ковер из тысяч бабочек, покрывающих стебли высокой травы. Мы втроем завороженно глядели на это диво дивное, боясь нарушить эту живописную картину, а Володя, поэтически настроенный, читал нам стихи, каких он знал очень много, соответствовавшие нашему настроению.

После прогулок Лёня бросал нас и уединялся дома, где работал до вечера. Мы с Володей ему не мешали и из столовой таскали тарелки с обедами и ужинами. А вечерами Лёня читал нам то, что успел написать к этому времени — отрывки из сочиняемой пьесы.

Но вдруг к нам домой повадился ходить огромный черный кот, который пугал нашу Алису. Убегая от него, она забивалась в такие недоступные места, что мы с Лёней подолгу не могли ее найти. Вообще, кот и на меня наводил ужас, никогда не убегая, если я его прогоняла, а медленно пятясь назад и не сводя с меня черных глаз. Что-то пугающее было в них, дьявольское. А когда он все-таки загнал маленькую Алиску на дерево, — мы выбежали из дома на ее зовущий страшный крик, — он даже и не собирался убегать, гипнотизируя нашу обезумевшую от страха девочку. Алиска истошно вопила. Я схватила палку, чтоб прогнать его, но, поскользнувшись, сама себя ударила по ноге… Думаю, не простой был кот…

Все-таки он ушел. А кисонька плакала, боясь и не умея вернуться с дерева вниз. И только Лёня смог долгими ласковыми уговорами заставить ее спуститься к нему на руки. А какие нежнейшие родительские чувства она вызвала у Лёни, описав его от страха. «Маленькая моя, моя маленькая», — бормотал он, успокаивая ее и крепко прижимая к груди. А я опять шла на войну с котом, который сидел неподалеку в кустах.

Спасибо Володе, который сделал несколько снимков на память о замечательных днях, проведенных в Суханово.

В гости к нам приезжали артисты. Навестил нас Евгений Цымбал, который начинал в то время снимать свою картину «Повесть непогашенной луны». Они долго разговаривали с Лёней, обсуждая какие-то свои проблемы. Приезжал Николай Губенко,[71] у них были свои разговоры. Лёня читал ему уже написанные отрывки из пьесы. На один день с ночевкой приезжали наши друзья Фроловы — Виктор с Нелей. Бедная Нелька! Наутро она сообщила, что всю ночь не сомкнула глаз, потому что слышала и даже видела, как по полу бегала мышь (!) «Конечно, могла бегать, но не мышь, а малюсенькая мышка-полевочка», — объяснял ей Лёня за завтраком. Все равно ребята уехали довольные.

Володя отдыхал с нами две недели. Как только он уехал, приехал к нам наш сын Денис, и мы стали жить дружной семьей. За время отдыха Лёня написал еще два стихотворения — «Пенсионеры» и «Кюхельбекер».

Дня за три до отъезда встал вопрос: что делать с Алисой — очень мы к ней прикипели. Вернувшись с прогулки, слышу рассказ Лёни. Захлебываясь, он говорил: «Нюсенька, невероятно, ты не поверишь… Я лежу, у меня в ногах Алиска. Я обращаюсь к ней: „Алисонька, если ты хочешь поехать с нами в Москву, как-нибудь обнаружь это“. И девочка, — я не вру, — подошла ко мне и лизнула меня в лицо. Потом уселась на прежнее место, представляешь? Я не верю, что она сознательно это сделала, прошу ее повторить, если хочет жить с нами. И она подошла и опять лизнула… Что будем делать? Если не веришь, проверь сама». Я бы, наверное, не поверила, но столько эмоций было в его рассказе, так он разнервничался…