Наука мудрости - Ли Росс

Уроки Холокоста, устроенного нацистами, остаются предметом активных дебатов с конца Второй мировой войны, как, впрочем, и стратегические бомбардировки городов противника союзными войсками, приведшие к массовым жертвам среди мирного населения, не говоря об атомной бомбардировке Хиросимы и Нагасаки. Холокост был не только чудовищным преступлением тысяч людей, но и скромным соучастием сотен тысяч, кто торговал колючей проволокой, покупал товары, произведенные рабским трудом заключенных, принимал вклады в швейцарских банках у тех, кто наживался на этих преступлениях, и тех, кто громко поддакивал или молчал, зная об этом преступлении. Обсуждая тяжелые главы мировой истории с оглядкой на ситуационистский символ веры, социальной психолог сталкивается с непростыми нравственными вопросами.

Тезис о «банальности зла», предложенный Ханной Арендт для объяснения преступлений Адольфа Эйхмана и других высокопоставленных нацистов — военных преступников [34], [35], возможно, несколько утрирован. Однако нельзя не согласиться, что исполнители геноцида, которые находились на нижних ступенях нацистской иерархии, вели ничем не примечательную жизнь, как до него, так и после. В отсутствие конкретной исторической ситуации, в которой они оказались, маловероятно, что кто-либо из них когда-либо совершил бы серьезное злодеяние [36]. Их оправдания: подчинение приказам, исполнение воинского долга, очарование вождем, чья маниакальная злодейская сущность могла сравниться только с его блестящими ораторскими способностями, — все это одновременно и объяснения, и рационализации. К ним прибегали, с успехом или безуспешно, многие представшие перед судом за военные преступления и еще миллионы тех, кто скорее грешил бездействием. Однако вряд ли наше отношение к этим людям сильно смягчится, даже если мы понимаем силы и ограничения, действовавшие на них в пошаговом процессе, о котором мы говорили в связи с экспериментами Милгрэма.

Тот, кто мудрее, тщательно анализирует ситуационные факторы — силы, провоцирующие злодеяния, и барьеры, препятствующие их совершению. Но в то же время он старается не искать оправданий для злодеев и не снимать с них персональной ответственности.

Герои, тихие и не очень

Андре Штейну было восемь, когда нацисты оккупировали его родной Будапешт. Его мать и почти все родственники были убиты. Прошедший пытки, брошенный умирать, Штейн умудрился выжить и позже написал леденящую душу книгу об ужасах, через которые ему и множеству других людей суждено было пройти. Поселившись в Канаде, обретя здесь новый дом и сделав карьеру социолога и психотерапевта, он по-прежнему тяжело переживал воспоминания об этих ужасах. По совету теолога, который посоветовал Штейну установить связь с некоторыми христианами, помогавшими спасать еврейских детей, чтобы он мог снять часть этого груза с души, Штейн разыскал несколько таких людей на своей новой родине. Он рассказал об их подвигах во время войны в книге под названием «Тихие герои» [37].

Истории, собранные Штейном, напоминают, что любой тщательный анализ индивидуальной и коллективной рационализации зла должен учитывать и противоположный край нравственного спектра — самопожертвование, поступки людей, сопротивляющихся злу с риском для себя. Здесь проблема рационализации тоже выступает на первый план. Штейн поставил цель отыскать общий знаменатель у мужчин и женщин, рисковавших жизнью ради спасения людей, приходившихся им всего лишь соседями, а то и вовсе незнакомцами. Однако все его старания были напрасны. Никакого общего знаменателя он не обнаружил.

Некоторые из «тихих героев» были религиозны, другие — нет; некоторые действовали отчасти под влиянием идеологии, у других ее вовсе не было. Отсутствовали и какие-то заметные сходства в личных качествах или биографиях этих людей. Штейн обнаружил другое (и это снова перекликалось с поучительным открытием Милгрэма): путь к геройству начинался с малых шагов и взятых на себя незначительных обязательств. Согласие приютить ребенка на ночь или накормить семью, оказавшуюся в отчаянном положении, влекло за собой новые обязательства, например спрятать ребенка надолго, когда становилось ясно, что покинуть убежище означало бы для него верную смерть, как и дальнейшую эскалацию риска вроде опасного путешествия на поезде за лекарствами, чтобы помочь заболевшему ребенку.

Однако, наверное, еще больше бросалось в глаза и по-настоящему выделяло этих скромных героев нежелание или, может быть, неспособность к самооправданию, которым занимались практически все окружающие. Соседи находили возможность обвинять самих жертв, говоря, что тем следовало уехать из страны, когда еще был шанс. Тихие герои понимали, что для большинства преследуемых бегство было невозможно — и настоящий вопрос в том, что делать теперь.

Соседи утверждали, что бессильны что-либо сделать или что обязаны заботиться в первую очередь о безопасности своей семьи, а не о чужих людях. Тихие герои говорили, что делали то, что, им казалось, можно сделать, и что риск, на который они пошли, по крайней мере поначалу, был незначительным по сравнению с тем, что грозило людям, если бы им никто не помог. Соседи были сосредоточены на каждодневных заботах и не позволяли себе анализировать нравственные проблемы. Тихие герои не могли смотреть на жизнь столь ограниченно. Они спрашивали себя: «Если бы я остался равнодушным к судьбе этих детей — что бы я был тогда за человек? Как я посмотрю на себя сегодняшнего, когда война закончится и начнется нормальная жизнь?»

Беседуя с героями своей книги, Штейн обратил внимание на то, насколько многие из них в конечном счете покинули родину. Не ясно, в какой степени они сами чувствовали необходимость оставить людей, которые смирялись с преступлениями властей, не оказывая сопротивления, и в какой степени их присутствию были не рады соглашатели, составлявшие большинство. Ясно только, что большинство, что оправдывало приятие зла, и меньшинство, чье мужество служит ему упреком, вряд ли способны уживаться.

«Белая роза»

Воодушевляющая история сопротивления нацистскому режиму — история «Белой розы». С июня 1942 по февраль 1943 года группа немецких студентов во главе с сестрой и братом Шоллями, Софи и Хансом, и профессором философии Куртом Хубером распространяла отпечатанные на гектографе антинацистские листовки. Они расписывали соответствующими надписями стены зданий. Их вскоре обнаружили и приговорили к казни, свое мужество они демонстрировали до конца [38].

Сегодня мемориалы с символом группы, белой розой, можно видеть в ряде немецких городов. В каком-то смысле их деятельность была напрасной: противостоя мощному и жестокому режиму, они были обречены. Но для кого-то памятники их самопожертвованию есть свидетельство того, что некоторым немцам хватило мужества открыто заявить о том, о чем молчало большинство их соотечественников. Для кого-то это свидетельство более тягостного свойства: даже в условиях невыносимого давления, вынуждающего принять зло, все равно остается выбор. Ничего не предпринимать, молчать, оправдываться в бездействии — значит быть замешанным в преступлении.

Мемориалы юным участникам «Белой розы» заставляют задаться неприятным вопросом. Почему именно этот пример сопротивления нацизму широко известен, тогда как более масштабные, последовательные и успешные попытки сопротивления не заслужили и доли того признания и уважения? Ведь были священники, которые с успехом укрывали у себя детей и открыто выступали против эвтаназии физических и умственных инвалидов. Арийские женщины добивались освобождения своих еврейских мужей из лагерей. Наверное, самый заметный пример — довоенные попытки коммунистов противодействовать приходу Гитлера к власти, за что тысячи поплатились жизнью.