В ее сердце акварель - Юлия Климова

Но, как оказалось, Василий Петрович вовсе не расстроился…

Собственно, пришло время расслабиться. Кирилл Кравчик планирует познакомить девчонку со своей семьей.

«Дамы и господа, ясен пень, куда дело клонится».

Но не спится, мягко говоря…

Глеб откинул одеяло, сел, свесил ноги с кровати.

«Олеська молодец, правильные вопросы Дюкову задает. Нужно бабку Лизу к стенке прижать, пусть объяснит, что за ерунда с этими домами… И не обнаглеть ли мне вконец? Обнаглеть… Надо попасть на вечеринку Кравчиков и посмотреть, что да как… Чую, дело нечисто. А это как раз задачка несложная. У меня же теперь есть Ева. Милая, добрая, нежная… Почти».

Улыбнувшись, он неторопливо лег, подтянул одеяло к подбородку, услышал утренний крик петуха, послал «горластый будильник» куда подальше и почти сразу уснул.

* * *

Неприязнь Василия Петровича к Кравчикам исчезла без следа. За завтраком дядя даже произнес длинную вдохновенную речь об уважении к людям – в частности, к соседям, – чуткости, понимании и даже о мире во всем мире… Краковская колбаса больше не являлась поводом для едких шуток, а Вислу Василий Петрович признал «вполне нормальной рекой». Леся слушала внимательно и гадала, с чего такие перемены?

Если бы дядя нуждался в деньгах или мечтал попасть в «высшее общество», то можно было бы предположить, что он радуется возможности завести знакомство с обеспеченными соседями, но… Василий Петрович не желал ни с кем знаться, и уж чужое богатство его точно не волновало.

– Кирилл… Я видел его несколько раз. Он хорош собой.

– Да, – коротко ответила Леся, не желая развивать тему.

– И все же ты мало ешь! Если бы ты ела по-человечески, у тебя бы давно выросла большая грудь, – хохотнув, сказал Василий Петрович и с удовольствием положил на свою тарелку добавку омлета и бекон. Разломив пшеничную булку, он щедро намазал половинки сливочным маслом и добавил: – Бери пример с меня.

– У вас выросла большая грудь? – сдерживая смущение и улыбку, спокойно спросила Леся. Противостоять дяде было не так уж и просто, но она решила держать оборону при любых обстоятельствах. Иначе Василий Петрович однажды слопает и ее – за завтраком, обедом или ужином.

– Мне нравится твое чувство юмора, – одобрил он. – И вдвойне нравится то, что ты защищаешь себя. Похоже, тебе все же досталось немножко нашей крови… Дюковской. – Василий Петрович отодвинул тарелку, вытер рот салфеткой, смял ее и отшвырнул к кувшину с водой. Затем неторопливо налил в широкую чашку чай и притянул к себе вазочку с зефиром и пастилой. – Пожалуй, расскажу тебе немного о своей семье, сейчас это будет как раз кстати. Мой отец сбежал в поисках лучшей жизни, когда мне исполнился год. Но лучшая жизнь, а вернее – смерть, нашла его спустя пару лет под колесами старенькой «Волги». Мать скончалась через четыре года, и моим воспитанием занялась тетка. Обрати внимание, как схожи наши судьбы! – Василий Петрович дернул носом и прищурился от удовольствия. – Невозможно это отрицать. Даже преступно! – Он постучал указательным пальцем по краю стола. – Быть может, именно поэтому я взялся тебя содержать. Быть может… Быть может…

Василий Петрович говорил все тише и, похоже, мысленно обращался уже не к Лесе, а к кому-то другому. Или к себе.

– Сходство есть, – согласилась она, пытаясь представить жизнь дяди лет пятьдесят назад. «Его детство тоже нельзя назвать радужным и счастливым. Он до сих пор одинок…»

– Быстро доедай, и поехали за платьем, – неожиданно резко скомандовал Дюков и бросил прощальный взгляд на пастилу.

Василий Петрович настоял на поездке в Москву, хотя Лесю устроил бы магазин и поближе. «В четыре часа у сосны» – вот ее ориентир. Нужно успеть вернуться, чтобы встретиться с Кириллом. Они обменялись номерами телефонов, но пока не хочется звонить или писать эсэмэски, в душе сидит ощущение, что это нарушит таинство знакомства. Их отношения и дальше должны быть окружены небом и лесом, а не электрическими проводами и невидимыми нитями сотовой связи… Да и не так легко позвонить или написать первой. «Я не трусиха, просто…»

Садясь в машину Василия Петровича, Леся еле сдерживала улыбку – нельзя показывать чувства, лучше их скрыть. Иначе есть вероятность «попасть на допрос» к дяде, который, как ни странно, пока вопросов про Кирилла не задавал. Интуиция подсказывала, что дело не в корректном и уважительном отношении к ее личной жизни, а в чем-то другом. Пока неведомом.

«Буду сидеть тихо».

Дорогу до Москвы Леся практически не заметила. Погрузившись в воспоминания, она неторопливо перебирала события последних дней. В груди настойчиво пекло, но не получалось определить почему. Из-за Кирилла? Или предстоящего вечера в кругу его семьи? «Чувствую себя подростком, впрочем, я давно и не совершал ничего подобного…»

Она тоже не совершала ничего подобного.

Потому что не имела на это права.

Колодец, яблоня, шершавый забор, запах старого дома… Нет. Запах земли.

Откуда?

Овраг…

Она падает. Мелькают ветки и камни… А затем – серые глаза Егора. Он хватает ее за плечо и, как котенка, прижимает к себе, спасая от ссадин и всевозможных травм. Кто он?

Быстро вытащив из сумки планшет и карандаш, Леся принялась рисовать овраг во второй раз. Ускользали детали, и это болезненно отзывалось в пальцах: будто тончайшие иголочки кололи по очереди, на что-то намекая, но не настаивая. Клубок летит вниз. Двое. Она и Егор?..

«Нет. – Леся чуть вытянула руку, отдаляя планшет. Не она и не Егор. Два других человека. – Похоже, я все же не умею предсказывать судьбу. Какое счастье! – Бросив взгляд сначала на водителя, а затем на Василия Петровича, Леся осторожно улыбнулась, стараясь сохранить атмосферу уютного одиночества, царившую на заднем сиденье машины. – Нет ничего хуже, чем знать будущее, пусть завтрашний день всегда будет сюрпризом. Хорошим, конечно. Василий Петрович, не оборачивайтесь, не задавайте вопросов, я все равно не скажу правды».

Лесе показалось, что она забыла лицо Егора, а помнит лишь его руки и глаза (черты всегда рябили, уплывали, оставляя в душе досадливый непокой). И все же откуда он взялся? То есть… «Странные люди в странном месте. Иначе и быть не может там, где живет Василий Петрович Дюков». Решительно перевернув страницу, она принялась рисовать Егора и не остановилась, пока на белом листе не появилась высокая худая фигура, закрашенная черным. И лицо, вовсе не позабытое.

– Приехали, – довольным голосом объявил Василий Петрович. – Я с удовольствием подарю тебе самое лучшее платье, какое найдется. И учти, возражения не принимаются.

Леся подняла голову, посмотрела в окно и увидела роскошный магазин, сияющий золотом, стеклом и рекламой. Промолчав в ответ, она убрала планшет в сумку и открыла дверцу. Москва. Родной город с высокими домами, шумными улицами, парками, кафе, салонами, автобусами, троллейбусами, такси… Такое чувство, что она была здесь много лет назад и в другое время года. Может, шел снег или на асфальте лежала опавшая желтая и красная листва?