Северная война - Василий Сахаров

– Кто вас послал?! Отвечать!

– Иг… Иг… Игорь Ольгович… Великий князь… – заикаясь, ответил перепуганный воин, который всего несколько мгновений назад шёл на сознательную гибель, а теперь был испуган.

– Когда вы покинули Киев?!

– Зи… Зимой… Сразу после смерти Всеволода Ольговича…

– А ты знаешь, что ваш наниматель уже мёртв?

– Нет.

– Так знай, что вы рисковали своей жизнью зря. Игорь Ольгович, который отрёкся от титула великого князя и добровольно решил стать иноком, мёртв. Несколько дней назад киевляне силой вытянули его из монастыря, долгое время избивали, а затем привязали к его ногам измазанную дерьмом верёвку и, словно шелудивого пса, выволокли на городскую площадь, где и бросили. Знаешь, зачем?

– Не-е-ет.

– Чтобы всякий, кто пожелает, мог плюнуть в него.

– Я ничего не знаю…

Воин опал в руках дружинников. Его жалкий вид почему-то окончательно утихомирил меня, и последний вопрос я задал уже спокойно:

– Почему вы напали днём, а не ночью, и не тайком, как все нормальные убийцы?

– Такова была воля князя, у которого наши семьи в обельных холопах за долги. Он сказал, что ты ведун и почуешь беду. Поэтому надо напасть на тебя раньше, чем ты кому-то из нас в глаза посмотришь. Деваться было некуда, вот мы на дело и пошли.

Я отвернулся от несостоявшегося убийцы и обратился к одному из своих охранников, молодому парню, который негласно считался заместителем немого вагра:

– Войтех, ступай ко мне домой и принеси мне чистую одежду – рубаху и штаны. Будут спрашивать зачем, скажи, что я в тёмный чулан полез и всё порвал. О драке ни слова.

– Сделаю, Вадим Андреевич.

Воин убежал выполнять просьбу, а я кинул взгляд на Довмонтова:

– Жёнам моим о подсылах знать не стоит. Позаботься об этом.

– Как скажешь, – кивнул Гаврила.

И я обратился к Кричичу:

– Уцелевшего убийцу в пыточный подвал, где это, тебе покажут. Трупы отнести в порт и отдать рыбакам, пусть их в море выбросят. Потом построишь людей вновь, продолжим разговор.

Сотник промолчал, и в этот момент позади себя я услышал голос волхва Войдана Лебедяна, который занимал в иерархии культа Яровита второе место и считался будущим верховным жрецом:

– Что, Вадим, развлекаешься?

Обернувшись, я увидел перед собой облачённого в белую длиннополую рубаху низкорослого темноволосого варяга со сломанным носом и уважительно поклонился ему, представил, как выгляжу со стороны, и ответил волхву:

– Не до развлечений мне, Войдан. Еле от убивцев отбился. Последний привет от моего давнего недруга князя Игоря Ольговича.

– А-а-а, – жрец негромко рассмеялся, – а я думал, что ты в берсеркера превращаешься или в ульфхеднара, крови жаждешь, оттого и зверствуешь.

Я скинул грязную рубаху и бросил её под частокол. Затем протянул Войдану руку:

– Здрав будь, жрец.

Лебедян ответил рукопожатием:

– И тебе здоровья, воин.

Мы отошли к крыльцу казармы и сели на лавку у стены.

Посторонних рядом не было, только волхв и я. Можно поговорить.

– С чем прибыл, Войдан?

Волхв ходить вокруг да около не стал, сам бывший воин, как и большинство служителей Яровита, и потому сразу заговорил о делах:

– Крестоносцы наступают, и верховный жрец нашего культа Огнеяр думает, что молодых служителей Яровита, глуздырей и юнаков, придётся отправить в безопасное место.

– Ко мне?

– Возможно. – Лебедян поморщился. – Сейчас я по всем нашим поселениям путешествую и место присматриваю. Но, скорее всего, отправим учеников в Кореницу, там в ближайшие пару лет всё спокойно будет.

– А варогов зачем вызывал?

– Интересно было посмотреть, что у тебя получилось.

– И как, посмотрел?

– Да, пообщался с юношами и понял, что вароги нужны не только тебе, но и нам, служителям светлых богов. Однако об этом поговорим позже, когда я всех твоих воспитанников увижу, и датчан, и молодых саксов, которых ты в этом году в Рарог переправил.

– Посмотри, – кивнул я. – Прямо сейчас поезжай, а вечером вернёшься, и мы всё обсудим. У меня от тебя секретов нет.

– Это уж как водится. – Войдан встал. – Одному ведь небожителю служим и к одной цели идём.

– Да-да, – согласился я.

Жрец смерил меня пристальным взглядом, чему-то усмехнулся, слегка дёрнул шеей и ушёл. А я дождался Войтеха, умылся, переоделся в чистую одежду, и мой трудовой день продолжился. Смотр наёмников и далее по плану – посещение темницы и беседа с алхимиками. Время, как всегда, дорого, и я торопился.

Десятки больших катапульт метали снаряды в сторону осаждённого польскими крестоносцами города. Старые, но всё ещё прочные валы древнего венедского поселения пока выносили удары, но долго они не продержатся. Слишком сильным и массированным был обстрел. Ещё несколько часов – и двойной деревянный частокол, между которым была насыпана и утрамбована земля, не выдержит и обвалится, а затем начнётся штурм. Это было понятно и осаждающим, и осаждённым. Но если католики были уверены, что город падёт, то укрывшиеся в городе язычники, которые имели связь с засевшими в лесах вокруг Старогарда воинами из племени словинцев, напротив, твёрдо знали, что они выстоят, помощь уже близка.

Впрочем, далеко не все завоеватели верили в успех, и наблюдающий за осадой с невысокого холма князь-кесарь Владислав Пяст был одним из них. Этот усатый мужчина с густой сединой в волосах, одетый в тёмно-синий плащ с фамильным гербом, мало чем напоминал того великолепного рыцаря, который пять лет назад осаждал другой город поморян, Пырыцу, а затем был разбит соединённым войском венедов и взят в плен. Последние годы были для него очень тяжёлыми, ибо князя-кесаря преследовали неудачи. В борьбе с родственниками он потерял большую часть своих владений, казна его была пуста, и от него отвернулись многие союзники. Поэтому Владислав не хотел отправляться в Крестовый поход против славян. Однако его убедили, и он, собрав десять тысяч воинов, присоединил их к пятнадцатитысячной армии младшего брата Болеслава и восьмитысячному войску моравских князей.

Крестоносцы собирались в городе Гнезно, где к ним пристали боевые дружины влиятельного воеводы Петра Власта и церковные отряды под общим командованием архиепископа Якуба из Жнина. После чего ляхи и моравы, которые по настоянию церковников выбрали своим полководцем князя-принцепса Болеслава, форсировали пограничную реку Нотец и, следуя вдоль левого берега Вислы, начали наступление на Староград, который прикрывал крупный венедский порт Гданьск. Владислав одобрял любое решение брата, которого ненавидел лютой ненавистью, и старался не вмешиваться в военные дела. Князь-кесарь устал, он хотел покоя и мечтал вернуться домой. Однако старший Пяст не мог повернуть назад и покорно следовал туда, куда его тянула судьба. Он вёл своих людей по вражеской земле, но для воинов князь был скорее символом, чем настоящим командиром, поскольку войском руководили тысячники. Владислав мог на них положиться, и всё своё время посвящал размышлениям. Князь вспоминал плен и разговоры с языческими волхвами, которые объясняли ему своё видение мира и политические расклады. И как только на армию католиков начались нападения поморянских лесовиков, он словно очнулся от сна, решил действовать и вызвал к себе верного дворянина Добчека.