Последний поход «Графа Шпее». Гибель в Южной Атлантике. 1938-1939 - Майкл Пауэлл

Как раз перед получением предложения аргентинского правительства механики представили полный отчет о состоянии корабля. И хотя повреждения были очень серьезными, потери в живой силе ужасными, а на то, чтобы привести корабль в мореходное состояние для перехода на Фолкленды, требовалось двадцать четыре часа, информация вселила оптимизм. А учитывая, что Белл в душе сомневался, что «Эксетеру» удастся дотянуть до Фолклендских островов, с его души упал огромный камень, он приказал увеличить скорость до десяти узлов и отправился навестить раненых.

Перед оставшимися в живых членами команды стояла грустная и страшная задача – идентифицировать останки погибших. Перекличка выявила отсутствующих, но во многих случаях идентифицировать куски человеческих тел было невозможно. Место взрыва одиннадцатидюймового снаряда вполне можно было считать крематорием. Но тем не менее следовало сделать все возможное, и оставалось только удивляться, как человеческое горе и чувство долга способны помочь людям выполнить самую страшную задачу. Останки людей собрали и зашили в парусину, потом палубы и переборки тщательно вымыли. Белл послал за капелланом, и было решено провести погребальную церемонию перед рассветом. Молчаливые погребальные команды переносили людские останки на квартердек, где к страшным сверткам привязывали тяжелые грузы, готовя их к погребению.

Каюта Белла, расположенная в корме, была светлой и просторной. Белл приказал освободить ее от мебели и использовать в качестве помещения для госпиталя. Туда он сейчас и направлялся. Моряки лежали рядами. Одни были ранены смертельно и должны были умереть через несколько часов, ранения других были менее серьезны. Но все, кто мог говорить, утешали друг друга. Первым, с кем заговорил Белл, был Билл Ропер. Парень лежал на спине в ближайшем к двери углу. Он был очень слаб, цветом лица мог бы поспорить с привидением, но в полном сознании. Белл опустился рядом с ним на колени и спросил:

– Как ты, Ропер?

– Все хорошо, сэр, – чуть слышно прошептал тот. – Мне жаль, что я вас подвел.

– Не говори ерунды, Ропер, – резко ответил Белл. – Твоя помощь была неоценима. Я обязательно отмечу это в своем рапорте.

В глазах парнишки появился едва заметный огонек, и он слабо улыбнулся.

Белл спросил:

– Ты что-нибудь хочешь?

Билли покачал головой и что-то проговорил, но был так слаб, что Белл ничего не услышал.

– Что? – спросил командир и наклонился ниже.

По лицу раненого струился пот, но улыбка не исчезла. Он сделал над собой видимое усилие и прошептал:

– Вы только живите, сэр.

Несколько мгновений Белл не мог заговорить, боялся, что голос сорвется, но быстро взял себя в руки и уверенно сказал:

– Не волнуйся, с тобой все будет в порядке. – После этого он быстро встал и перешел к следующему раненому.

Он уделил каждому несколько секунд. Одни находились в полубессознательном состоянии, другие мучились от страшной боли, но стоически сносили все тяготы и встречали командира улыбками. Он не услышал ни единой жалобы – только вопросы об исходе сражения и новости о противнике. Это не могло не воодушевить командира.

После заката началась погребальная церемония. На западе всюду, насколько хватало глаз, тянулся низкий пурпурный берег. На квартердеке был уложен длинный ряд мешков – их было более шестидесяти. Все тела лежали ногами к морю и были накрыты флагом британского ВМФ. На заупокойную службу, которую вел священник в белом облачении, собрались все свободные от работ офицеры и матросы. Каждый при желании мог встать у тела своего погибшего друга и проводить его в последний путь, когда со словами «и мы придаем его тело морю» мешки упадут за борт. Когда подошел этот самый страшный момент, голос его преподобия Джорджа Гроувза на мгновение дрогнул, а когда последний мешок скрылся в водах Атлантики, зазвенел с новой силой.

– Их тела покоятся с миром, – возвестил он, – а имена будут жить вечно.

Во время службы коммандер Грэхем несколько раз искоса посматривал на капитана. Белл стоял, обнажив голову, рядом с капелланом, ветер шевелил его густые волосы, а его взгляд был устремлен куда-то вдаль. Он выглядел очень расстроенным, но величественным и непобежденным. После окончания службы он, не говоря ни слова, вернулся на кормовой командный пост.

Стоя на небольшой высокой платформе, он смотрел туда, где за узкой полоской земли скрылось солнце. Боль разрывала его сердце. Кроме того, у него сильно болели глаза. Но он никому ничего об этом не сказал. Он считал, что у молоденького лейтенанта-хирурга, ни разу не сомкнувшего глаз до прихода на Фолклендские острова, есть более серьезные случаи. Как мы помним, у него были мелкие осколки в радужной оболочке обоих глаз. Сначала он чувствовал некоторое облегчение, закрывая глаза, но открывать их потом оказалось так больно, что легче было стараться не закрывать вообще. Когда наступила ночь, он приказал принести на командный пост матрас и временами ложился отдохнуть. Корабль медленно двигался на юг. Белл не мог ни спать, ни просто закрыть глаза, но звезды успокаивали его.

Когда Харвуду стал ясен невероятный факт, что «Граф Шпее» входит в реку Ла-Плата, он приказал «Ахиллесу» обойти с севера остров Лобос, а «Аякс» направился за немецким карманным линкором, который, как выяснилось, шел в Монтевидео. Командир британской эскадры все еще не мог поверить в тот очевидный факт, что «Граф Шпее» зашел в нейтральный порт.

Река Ла-Плата в устье имеет ширину сто миль и разделена на два канала большой песчаной отмелью, известной под названием Английская банка. Может показаться странным, но песчаным банкам, впадинам и океанским течениям, причудливо разбросанным по глобусу, моряки чаще всего дают англосаксонские имена. Только Бог (и адмиралтейство) знает, кто назвал эту банку Английской. Здесь бывали Себастьян Кабот[25]и сэр Фрэнсис Дрейк.[26]Спустя двести лет адмирал Джордж Энсон поднял здесь флаг против испанцев, и капитан Кук проводил картографические исследования. Чарльз Дарвин на «Бигле» искал здесь убежища от памперо. Иными словами, банка была известна британским мореплавателям задолго до того, как коммодор Харвуд поднял здесь свой брейд-вымпел.

Пунта-дель-Эсте – юго-восточная оконечность Уругвая. Это длинная, низкая и узкая полоска земли. С одной стороны река, стремящаяся к морю, протекает мимо золотых песков и движущихся дюн, с другой – атлантический прибой лижет пороги прибрежных отелей. Наиболее высоким сооружением на полуострове, покрытом маленькими белыми домиками, является водонапорная башня, а в самой крайней точке, где на полмили в море уходят острые зазубренные рифы, стоит небольшой маячок, словно уменьшенная копия его более крупного собрата, возвышающегося на другой стороне канала на острове Лобос. Там много опасных рифов и два островка, один из них низкий и лесистый, другой, наоборот, высокий и каменистый, на нем и стоит маячок. На скалах под маяком расположено лежбище тюленей, и при первых звуках орудий десятки массивных животных в панике поспешили вниз со скал и разбились об острые рифы, так что жертвы в этом сражении были не только среди людей. С наступлением темноты, когда силуэт вражеского корабля стал растворяться во мраке, преследователи сократили расстояние и подошли к загнанному зверю так близко, что он стал огрызаться в ответ. Имея в своем распоряжении только два корабля, которым предстояло блокировать огромную реку, Харвуд не желал потерять контакт с противником и дать ему возможность обойти Английскую банку и снова выйти в море. Поэтому перестрелка продолжалась с большей или меньшей интенсивностью до самого Монтевидео.