Перенастройка. Россия против Америки - Игорь Лавровский

Есть и кому это богатство превратить в реальные блага — доля городского, индустриального населения составляет в России 73 процента. 90 процентов населения старше 15 лет имеет высшее и среднее образование.

По площади мы — самая крупная страна мира, и мы — самый многочисленный народ на европейском континенте.

Мы сохраняем свои позиции как великой космической и ракетно-ядерной державы. По количеству запущенных спутников мы опережаем все остальные страны вместе взятые, а по количеству ядерных боеголовок сохраняем стратегический паритет с Соединенными Штатами.

Нация, все еще способная изготовить атомную боеголовку и запустить космическую ракету[34], может произвести любой другой продукт, каким бы сложным он ни был.

По отношению к природным ресурсам в российской экономической практике господствует мальтузианство. Государственная практика регулирования добычи полезных ископаемых исходит из предпосылки конечности российских «стратегических ресурсов». Но вместо разведки новых запасов и совершенствования технологии, которые могут растянуть эти физически невозобновляемые ресурсы на практически неограниченный срок, повышается фактическая цена на них, что делает разведку и разработку неэкономичными.

Мы серьезно разведываем свою территорию, которая вдвое больше американской и расположена в гораздо более суровых климатических условиях, всего семьдесят лет. Конец советской власти означал и конец геологоразведки. Американцы ведут разведку на нефть и газ уже сто пятьдесят лет. Они нашли нефть и газ в каждом из пятидесяти штатов. Конечно, есть лидеры, такие как Техас, Аляска и Калифорния, но факт остается фактом — нефти много и она залегает почти везде. В Канаде открыты гигантские запасы битуминозных песков, содержание углеводородов в которых превышает аналогичные показатели всех нефтяных месторождений всего Ближнего Востока. Не за горами и создание промышленной технологии добычи природного газа из гидратов, в изобилии залегающих на морском дне. Угольных месторождений открыто столько, что человечество не сможет его извлечь в течение столетий и тысячелетий. После технического сбоя в Чернобыле возникла двадцатилетняя атомная пауза. Но атомная энергетика на сегодняшний день является самым экологически безопасным источником энергии, превосходящим по своим экологическим параметрам даже гидростанции, наносящие ущерб рыбному хозяйству, и ветряки — убийцы птиц. Поэтому возобновление ее развития — лишь вопрос времени. А уже разведанных запасов урана хватит на несколько столетий.

Поэтому исчерпаемость природных ресурсов — вещь относительная. Мы можем просидеть со своей нефтью как собака на сене только для того, чтобы обнаружить, что экономических стимулов для ее извлечения больше нет, как это произошло в свое время с углем и торфом. Важно не переусердствовать. Стратегический ресурс — он, конечно, стратегический, но полезность его имеет свои исторически очерченные рамки. Поэтому искусственно ограничивать добычу и, особенно, разведку нефти нет резона. Государство может сравнительно легко регулировать темпы отбора запасов, привязав квоты на добычу к приросту извлекаемых запасов.

Российская нефтедобыча отличается удивительной корреляцией с мировыми ценами на нефть — она растет, когда цены растут, и падает, когда цены падают. Понятно, что это волнообразное движение никак не связано с потребностями внутреннего рынка. Россия — пассивный поставщик нефти на экспорт. Уровень добычи определяется конъюнктурой внешнего рынка.

Доказанные запасы нефти в России, по оценке Бритиш Петролеум, составляют 11–12 миллиардов тонн. Отношение запасов к добыче — примерно 21 год. Но запасы не будут исчерпаны ни через 21, ни через 35, ни через 135 лет. Разведка и добыча нефти — процесс динамический и вероятностный. Мы не можем сказать точно, сколько нефти в недрах. Можно говорить только о некоторой вероятности открытия запасов определенного масштаба. Опыт старых нефтедобывающих стран, например Азербайджана и США, доказывает, что всегда можно открыть еще что-нибудь.

С советских времен нефтяная промышленность рассматривается как дойная корова госбюджета, причем нелюбимая. Налоговый режим никак не связан с потребностями развития самой отрасли, а размер платежей рассчитывается таким образом, чтобы у нефтяников не оставалось слишком много денег с точки зрения фискальных органов. Оборотной стороной такой политики является хроническое недоинвестирование отрасли. Нефтяники, конечно, тоже не ангелы и сумели сильно подпортить свой общественный имидж гиперпотреблением, приобретением иностранных спортивных клубов, яхт и прочих игрушек после «голодного детства».

Даже в 1991–1992 годах, когда все остальное вокруг разваливалось, экспортные контракты скрупулезно выполнялись. С экспортом в России всегда все будет нормально. Скорее внутренний потребитель будет слегка придушен, но экспортные обязательства будут выполнены. Нефтедоллар будет получен сполна.

Продолжать строить экспортные нефтепроводы и на Запад, и на Восток, конечно, необходимо, иначе незачем и нефть добывать. Хорошо, что после длительного перерыва строительство нефтепроводов вообще было возобновлено. Причем краткосрочная экономическая эффективность не является единственным критерием целесообразности такого строительства. В проектах такого масштаба реальный эффект начинает сказываться иногда не тогда и не там, где это первоначально ожидалось. Простой бухгалтерский подход здесь неприемлем. Если мы ставим цель развивать экономические отношения с Китаем — а не делать этого было бы безумием, — то строить нефтепровод или систему нефтепроводов, конечно, надо. Если бы не давнее решение Леонида Брежнева построить газопровод в Европу, наши экономические связи с Европой были бы сегодня намного менее развитыми.

Нынешняя структура отрасли оптимизирована налоговиками, а не экономистами. Собирать экспортные пошлины с нескольких крупных жестко контролируемых государством компаний, конечно, проще, чем с подобия Черкизовского рынка. И это понятно. Но нынешняя структура долго не проживет. Причем инициаторами ее разрушения будут и сами компании, и государство. В условиях длительной неблагоприятной экспортной конъюнктуры крупные нефтяные компании постепенно останутся без сырья, а государство — без налогов. Если же при этом экономический рост в России будет иметь неосторожность возобновиться, то придется открывать ворота независимым нефтяным и газовым компаниям просто в силу недостатка капвложений. В Соединенных Штатах и Канаде крупные компании практически самоустранились из обычной добычи. Они эксплуатируют нефтепроводы, ищут нефть на шельфе, строят нефтеперерабатывающие заводы и просто покупают нефть у сотен независимых производителей. Если бы правительство сняло лишние ограничения на поиски и добычу нефти и газа для внутреннего рынка плюс устранило монополизм в доступе на НПЗ, это могло бы простимулировать российскую экономику гораздо надежнее мифической нанотехнологии.

Природные ресурсы важны не сами по себе. Ценность возникает только при их использовании. Спутники Сатурна содержат в миллионы раз больше метана, чем все месторождения Газпрома. Но Газпром стоит дороже, чем спутник Сатурна, так как зажигалку не отправишь на Сатурн для перезарядки.