Дети оружия - Виктор Ночкин

Йоля кивала и помалкивала.

— Байгу хотя меня уважает, тоже сам стал на охоту ходить. Вот тебя поймали. Байгу Скат хотел тебе голову отрезать, потому что ты его сильно стукнула, у него зуб выскочил.

— Голову отрезать… — Йоля потерла шею, при этом другой рукой накрыла облюбованный камень с острым краем. — Глупость какая.

— Не отрезал, побоялся. На тебе кохар был. Байгу видит: кохар моего рода, но чей, не знает. Он из другого племени, Байгу, моих родовичей не знает. Я бы сразу сказал: это кохар Лавшая, которого убили в тот день, когда мы оружие захватили. Байгу не знал, чей кохар, но видел, что кого-то из моих, поэтому на всякий случай решил тебя ко мне привезти. Вот как вышло.

Йоля сжала пальцы, стиснула камень и притворно равнодушным гоном спросила:

— Ну, вот привез меня этот дурак сюда. А теперь что?

— О чем ты спрашиваешь, Йолла?

— Что со мной теперь будет?

— Как что?.. Все хорошо будет!

Тут болтливость покинула великого вождя Донной пустыни, он теперь на Йолю даже не смотрел, уставился в сторону.

— Хорошо будет? Ой, как здорово! Я очень даже рада, Уголек.

— Улла-Халгу…

— Ну, Улла-Халгу, какая разница. Патрон или смерть, Улла-Халгу или Уголек… Что со мной теперь будет? Нет, ты в сторону не гляди, ты скажи, что именно хорошего будет? Мне же очень интересно!

— Ты ж одна теперь, твоих мужчин нет? Был бы у тебя мужчина, разве оказалась бы ты одна среди степи? Нет, ты бы в красивом шатре сидела, муж бы тебе добычу приносил, самое лучшее! — Уголек стал горячиться, говорил все быстрее и в конце концов снова затарахтел, как раздолбанный сендер по ухабам. Слова из него так и посыпались: — И все родовичи твоего мужчины тебе бы служили! Нет у тебя мужчины! Те двое, с которыми ты сбежала, пропали! Так? Ну скажи, так?

— Ну, так. Ты мне ответь: что со мной будет? Чего ты не отвечаешь?

Уголек похлопал черными глазищами из-под косичек и выдохнул:

— Очень хорошо будет. Моей женой будешь!

— Ох… — Тут Йоля впервые растерялась: вот такого оборота событий она никак не ждала. Чего угодно, только не этого!

— Не вздыхай так, я хорошим мужем буду, я любить буду, — тараторил жених. — Ты научишь оружием владеть, мой народ сильным станет, будешь в красивом шатре сидеть, все тебе служить станут, самое вкусное из добычи — тебе! Все красивое из добычи — тебе! Меня старый Юхак-Алгой на своей дочери женить хочет, он главный вождь к югу от Корабля, я буду главный к северу, наши внуки всю Донную пустыню под себя возьмут, так он говорит. А мне его дочка не нравится. — Уголек торопливо говорил и говорил, будто боялся, что Йоля не дослушает и убежит. — Ты красивая, а она нет, у нее кость в нос вставлена! Вот так торчит, отсюда и отсюда! Там, на юге, обычай такой! Не хочу я жену с костью в носу. Я хочу красивую! Я тебя сразу приметил, подумал: вот хорошая жена! А ловкая какая! И красивая. Повезло твоему мужчине, тому, с красными волосами. Помнишь, как вы от меня в гору карабкались?

— Точно, ты тогда в меня целился, но стрелять не стал.

— Я тогда понял: ты вернешься ко мне! Судьба такая! Сперва решил: выстрелю, чтобы другой мужчина тебя не уводил. Но потом понял: судьба! Я великий вождь, я умный, знаки судьбы читаю, как следы на песке!

Йоля подумала немного и возразила:

— Следы на песке ветер очень быстро заметает. А как твои меня примут? Я ж по-вашему не разумею.

— Научишься, — махнул рукой Уголек. — Я уже Скату сказал, что ты мой родович. Он не поверил, но деться ему некуда. Я сказал: ты мой разведчик. Я великий вождь, у меня разные разведчики могут быть.

— А чего ж ты краба мне в одеяло подбрасывал? — вспомнила Йоля. — Он меня знаешь как больно куснул?

— Краба… ну, это как бы знак был. Что я о тебе думаю. Чтобы ты тоже обо мне думала.

— Невестин пирог, что ли? — Йоля фыркнула. Смешно стало.

— Невестин пирог? Не знаю. Это обычай такой? А с крабами нужно обращаться правильно, тогда не укусят. Я ж не мог знать, что ты с крабами обращаться не умеешь. Ты во всем была ловкая.

Йоля подумала: и верно. В трущобах, где она выросла, если девушка нравилась парню, он мог ударить или там руку выкрутить — внимание проявлял, значит. Правда, ей, Йоле, внимания парни мало уделяли, потому что она ж могла и ножом в ответ пырнуть… А Уголек, то есть Улла-Халгу, вел себя странно, это да, и за ней всегда следил. Можно сказать, глаз не спускал! Какого он возраста? Сезона на три помладше ее, пожалуй. Зато великий вождь. Завидный жених, ха-ха.

Жених истолковал ее сомнения по-своему и принялся уговаривать:

— Очень хорошо жить будем, Йолла! Совсем хорошо! Я великий вождь, вся пустыня мне служить будет, лучший шатер у тебя, лучшая добыча для тебя! Любить тебя буду, уважать тебя буду! Всех заставлю тебя уважать! Много оружия соберу, много смертей приготовлю, пойду на Юхак-Алгоя, его убью, съем, наследником стану. Его воины служить мне будут! — Парнишка воровато огляделся и тише добавил: — Можешь даже меня Угольком называть… когда никто не слышит.

Йоля вовсе не хотела жить в лучшем шатре и называть Уголька Угольком только в том случае, когда никто не слышит. От необходимости отвечать ее избавило появление большой толпы кочевых. За драными шатрами поднялись крик, вой, зашипели манисы. Уголек недовольно оглянулся:

— Ну вот, Байгу Скат… Не дал поговорить с тобой, Йолла. Он сейчас ругаться будет. Трудный человек, тяжелый. Много сил нужно, чтобы его… как это?.. его правильно хватить… нет… его правильно держать! Чтобы его правильно держать, много сил уходит. Но от него польза может быть большая. Подожди, Йолла, я сейчас! Поговорю со Скатом, а потом снова с тобой говорить буду.

Уголек скрылся в шатре и вскоре появился снова. В руках он держал длинное ружье, прежде принадлежавшее Аршаку. Громоздкое оружие было слишком большим для худосочного вождя, но нес его Уголек гордо, как знак власти.

Пока он бегал за ружьем, из-за шатров вывалила толпа — десятка три дикарей. Они оживленно орали и жестикулировали на ходу. Первым шел верзила Байгу. Его прическа пострадала в свалке и теперь совсем не напоминала пустынное чудище, а на подбородке храброго вождя расцвел здоровенный кровоподтек, заметный даже на загорелой коже кочевника. Йоля вспомнила, что это от ее удара и что Байгу потерял зуб. Это принесло некоторое удовлетворение, но радоваться сейчас не приходилось — вождь был сердит и даже оттолкнул нескольких человек, которые пытались стать у него на пути. «Должно быть, родовичи Улла-Халгу», — догадалась Йоля.

Тут навстречу Скату выступил сам Уголек и стукнул прикладом ружья о землю. Взлетело облачко пыли. Йоля наблюдала за ними. Байгу принялся орать и несколько раз ткнул пальцем в сторону пленницы. Она приняла независимый вид и подумала, что если швырнуть в него камнем отсюда, то можно и не попасть — далековато. Поэтому поднялась и подошла к Угольку. Встала рядом, чуть позади. Отсюда можно Скату точно в глаз засветить, тут она вряд ли промахнется. Уголек тем временем отвечал крикуну, цедил слова медленно и говорил тихо. Весил он, пожалуй, вдвое меньше, чем Байгу, но солидное ружье, которым Улла-Халгу время от времени стучал о землю, наверное, придавало его словам значение в глазах толпы дикарей. Во всяком случае, когда он говорил, болтали меньше. А вообще, особого уважения к перепалке вождей кочевые не проявляли — орали, жестикулировали… короче, вели себя как зрители на интересном представлении.