Святополк Окаянный. Проклятый князь - Василий Седугин

Наконец все настолько опьянели, что отстали от него. Кто-то завел протяжную степную песню, кто-то кинулся в пляс, а кому-то захотелось вступить в спор; пир раскололся на части, каждый был по себе. Видя это, Борис незаметно выскользнул из шатра.

Ночь была теплой, светлой. Полная луна заливала призрачным светом молчаливые черные юрты. Кругом – ни души, только растревоженным ульем гудел шатер да побрехивали собаки. Одна из них близко подошла к Борису, понюхала равнодушно и отошла и улеглась рядом. Он видел ее мослистые бока, клочками росшую шерсть, видно пес доживал последние годы.

Вдруг за ближайшей юртой шевельнулась тень. Вроде бы ничего не разобрать, но он каким-то особым чутьем угадал: она! Рванулся с места, боясь, что убежит, исчезнет. Но – нет, как видно, не из трусливых. Осталась на месте, доверчиво глядела ему в глаза. У него сразу отяжелело тело, руки не слушались.

– Меня ждала?

Она кивнула головой, не отрывая от него своего взгляда.

– Я тоже весь вечер только о тебе и думаю.

Глаза ее сузились, превратились в две щелочки, не разберешь, о чем думает.

– Люб я тебе?

А руки уже сами закинулись ей за спину, прижали к себе ее тонкое, гибкое тельце. Не раздавить бы ненароком…

Она не оттолкнула его, только спросила тихо:

– Побалуешься и бросишь?

– Нет, что ты! – испугался он. – У меня до тебя никого не было.

– Все вы так говорите. А у самого на Руси невест, что в степи ковыля!

Как объяснить ей, что боялся он на девушек глядеть, пугался их озорных глаз, что вот начнут подшучивать и подсмеиваться над ним, таким несмелым и нескладным, а это нестерпимо страшно для него!

– Я правду говорю, – только и нашелся он.

И она поверила, и удивилась, что так легко положилась на незнакомого парня чужого рода-племени, которого впервые увидела. И стало ей так легко и радостно, и она сказала:

– Позовешь – куда угодно за тобой пойду!

И он понял, что так и будет, теперь они никогда не расстанутся, и это первая девушка, которая пришлась по сердцу, не пугала, не страшила, не вызывала опаски, а влекла к себе, вызывала доверие и приязнь, и притягивала к себе какой-то ранее неизвестной силой.

– Ты не представляешь, как я счастлив, – тихо сказал он.

В ответ она только теснее прижалась к нему.

– Да! – спохватился он. – А как тебя зовут?

– Чичак. Тебе нравится мое имя?

– Очень, – искренне ответил он. – Я сразу представил тебя маленькой уточкой, которая плывет в заводи реки. Чи-чак! Плывет и ныряет…

Она рассмеялась такому сравнению, сказала:

– А ты своего имени можешь не называть. Мы все знаем, потому что благодаря тебе все наши мужчины из-под Переяславля вернулись живыми и здоровыми.

Он некоторое время помолчал, потом сказал:

– Но я ведь христианин, а ты язычница. Как нам быть?

Она положила ему на грудь свою маленькую ладонь, ответила тихо, серьезно:

– Борис, твоя вера – моя вера.

– Тогда завтра буду говорить с твоим отцом, чтобы отдал он тебя мне в жены.

Сказав это, он неумело ткнулся ей в губы. И тут она окончательно поняла, что он еще ни разу ни с кем не целовался и не умеет по-настоящему это делать. Она сжала ладонями его щеки и, как учили ее подруги, прильнула к его жестким губам…

В июле заря с зарей сходится, а они не заметили, как до первых петухов возле юрты простояли. Вернулся к себе Борис словно пьяный, долго лежал на войлоке, служившим постелью, и бездумно смотрел в дымовое отверстие, через которое видно было светлеющее небо. Сердце сладко и тревожно ныло, но голова была ясной: он знал теперь, о чем говорить с ханом и как вести себя с ним.

Проснулся довольно поздно. Вскочил с войлока, побежал умываться. Поливала ему из кувшина смешливая печенежка, он даже подмигнул ей от душевной радости, чем ввел ее в смущение. А потом был позван к хану на завтрак.

Кара-Чурин встретил его приветливо, без особых церемоний, усадил за столик. Угощение было щедрым, Борис поел с большим аппетитом, поблагодарил.

– А теперь, князь, перейдем к делу, – откинувшись на спинку стульчика, проговорил хан.

– Нет, хан, я решил сначала обсудить более важный вопрос, – с улыбкой перебил его Борис.

– Есть что-то важнее у тебя, князь, чем наем моих воинов? – удивился Кара-Чурин. – Ну-ка, ну-ка, выкладывай, что ты для меня припас.

– Посвататься хочу к тебе, хан, – удивляясь своей смелости, стал говорить Борис. – Увидел одну из твоих дочерей и сразу скажу без преувеличений: лучшей красавицы я в жизни не встречал!

– Ай да князь! Не успел прибыть в стойбище, а уже невесту для себя приглядел. И какую же из моих дочерей ты выбрал?

– Имя ее – Чичак. Я прошу отдать мне ее в жены.

– Но вы хоть виделись с ней? Как она к тебе относится? – прикинувшись незнайкой, спрашивал Кара-Чурин. На самом деле ему ранним утром уже доложили, что русский князь и дочь всю ночь проворковали возле одной из юрт. Этому известию он очень обрадовался. Установить родственную связь с какой-либо княжеской семьей было заветной мечтой хана. Тем самым он приобретал большее влияние среди печенежских ханов, мог заручиться поддержкой русских войск, да мало ли преимуществ дает династический брак!

– У меня с Чичак было свидание, – слегка зардевшись, отвечал Борис. – Она согласна стать моей женой.

– Я тоже ничего не имею против! – оживился Кара-Чурин. – Давайте совершим помолвку, а потом на Руси сыграете свадьбу.

– Благодарю, хан. Я постараюсь быть хорошим зятем тебе, – с сыновней покорностью проговорил Борис. – Что касается воинов…

– Этот вопрос уже решен! Раз ты мой будущий зять, то какие могут быть споры и пререкания? Я думаю, через неделю мое войско будет готово к походу, а за неделю мы совершим помолвку, соберем невесту с приданым, как положено, и все вместе отправимся на Русь.

Хан хлопнул в ладоши, тотчас появился воин:

– Пригласи сюда дочь мою Чичак!

И – Борису:

– Любимую мою дочь отдаю тебе в жены. Недолго ты был у меня, но достаточно хорошо узнал я тебя, князь. По душе ты мне пришелся, верю, что в надежные руки передаю свою Чичак.

Вошла Чичак в сопровождении матери и двух девушек. Стояла у входа, потупив взор, взволнованная, с румянцем на пухлых щечках. Борису она показалась еще более красивой, чем видел вчера. У него даже мелькнула мысль, что не рискует ли он, беря в жены такую красавицу, но он отогнал нечаянно нахлынувшую ревность: вчера она сама призналась ему в своем чувстве. Нет, теперь он от невесты не убежит!

Хан порывисто встал, подошел к дочери, положил ей руку на плечо, испытующе взглянул в лицо: