Александр Невский и Даниил Галицкий. Рождение Третьего Рима - Виктор Ларионов

Как мы уже писали выше, заостряя внимание читателя на данной проблеме, говоря о русском войске на льду Чудского озера, некоторые историки считают, что численно оно могло превосходить ливонскую рать, однако якобы по остальным показателям уступало силе противника. В силу этих причин историками был придуман хитрый маневр, который вроде бы заранее был выбран князем Александром, спрятавшим основные силы конницы на флангах и вынудившим клин наступающего неприятельского войска увязнуть на береговой линии озера, поросшего тростником, прорвав строй русских пехотинцев в центре. Причины появления такой теории кроются в том, что ранее переоценивалась мощь ливонского клина и недооценивалась выучка и особенности тактики древнего русского воинства. Вероятнее всего, битва проходила не совсем по тому сценарию, который стал нам известен благодаря реконструкции историков и растиражирован в учебниках и художественной литературе, как мы видели из фактов, освещенных выше. В целом, не меняя общей картины битвы, необходимо сделать ряд важных корректировок.

Вернемся к определению численности русского войска, чтобы еще как можно более верно представить диспозицию во время битвы.

«После освобождения Пскова, по данным местных летописей, силы Александра Невского пополнились “мужами-псковичами”. В итоге русское войско, принявшее бой на Чудском озере, состояло из пяти боевых отрядов (стягов): двух княжеских дворов, отрядов новгородцев и псковичей, а также “низовского” (владимиро-суздальского) стяга, отправленного великим князем Ярославом Всеволодовичем “в помочь” своим сыновьям. Заметим, что более половины всей силы составляли воины, прибывшие из “Низовской земли” — “многие другие русские из Суздаля”, говоря словами Ливонской рифмованной хроники. По своей численности это войско не могло быть большим. В составе каждого из княжеских дворов числилось, скорее всего, не более 300–400 “боевых людей”. Примерно такой же или чуть большей (до 400–500 чел.) могла быть численность новгородцев. Ошибается тот, кто считает, что в походе 1241–1242 гг. участвовало ополчение “всей области Новгородской”, то есть силы самого Новгорода, его пригородов и волостей. В источниках указаны именно “новгородцы”, под которыми следует понимать относительно небольшой ударный кулак новгородских воинов-профессионалов. С малым числом этих людей князь Александр уже ходил в 1240 г. на шведов, но в этот раз, учитывая более благоприятные условия подготовки к походу, их количество могло возрасти… можно предполагать, что псковский стяг в Ледовом побоище по численности был не более 200–300 человек. Что касается отряда владимиро-суздальских (“низовских”) ратников, то о нем известно лишь то, что одним из его начальников был Кербет. Под 1245 г. он упомянут в летописи в качестве дмитровского воеводы. Если эту должность Кербет (Ербет) занимал и в 1241–1242 гг., то тогда именно дмитровцев (точнее, мелкую и среднюю знать, проживавшую в Дмитровской волости) можно считать участниками сражения на Чудском озере. В источниках волостные отряды… упоминаются довольно часто…Таким образом, нетрудно подсчитать, что численность русского войска на льду Чудского озера не превышало 1400–1900 человек (без учета обозных)».

«Сражение произошло на льду, потому что так было выгодно русским военачальникам. В момент, когда боевые действия разворачивались на западном берегу Чудского озера, ливонцы, благодаря присутствию чуди в составе их малева, обладали не только численным, но и тактическим преимуществом. Не располагая полным набором вооружения, эсты не могли на равных драться с закованными в железо «оружниками» русских. Шанс на победу им, как и прочим, легко вооруженным воинам, давало умелое использование местности, прежде всего, устроенная в узком или топком месте засада. Русские воеводы об этом знали, и не зря, говоря о таких же, как эсты, ятвягах, князь Даниил Галицкий отметил, что именно «теснота» является для них «крепостью». «Немецкий» берег Чудского озера вполне подходил для подобных действий, что, возможно, и объясняет причину того поражения, которое понес отряд Домаша и Кербета накануне боя 5 апреля 1242 г. После этого князь Александр со всеми людьми «вспятився на озеро», а противник, наверняка ободренный первым успехом, «поидоша на них». Вольно или невольно немцы двинулись туда, где исчезали все их преимущества. Анализируя место боя, историки обычно указывают на то, что открытая местность давала хороший обзор и страховала от внезапных обходов и охватов. Однако об этом русский полководец, скорее всего, не особенно беспокоился. Для того чтобы увидеть врага, достаточно иметь хорошую разведку. Для того чтобы уберечься от ударов с фланга, нужно не выходить на ровное место, а, наоборот, прикрыться лесом, оврагом или болотом. Для пехоты, которая, как считают многие, являлась основой русского войска, более выгодным было как раз тесное, неудобное место, мешавшее разогнаться немецкому клину. Однако Александр выбрал площадку, полностью лишенную каких-либо препятствий. Почему? Потому что его войско было конным… Главную силу русского войска повсеместно составляли тяжеловооруженные конные копейщики (бояре и оружники), рядом с которыми действовали конные лучники — стрельцы. Для стягов, бившихся на Чудском озере в 1242 г., ровная ледяная гладь как раз и являлась тем «пространством», которое обеспечивало свободу маневра, быстроту атаки и силу удара. Крестоносцев на озерном льду было больше, но теперь определяющим для хода грядущего боя становился не баланс численности, а баланс качества, в чем русские имели преимущество. Выманив противника на лед, князь Александр исполнил важное правило военной науки: «… Стратегия должна уметь уклониться от сил противника и противопоставить свою силу его слабости».

«В этой связи можно утверждать, что и в 1242 г. ливонцы действовали так же, как и в остальных случаях: “Построившись отрядами, двигались они в порядке, каждый под своими знаменами”. Новая линия крестоносцев состояла из пяти развернутых по фронту отрядов, каждому из которых отводилось в строю особое место. В центре, “как обычно”, находились рыцарские знамена немцев, а на обоих флангах — эсты. Описывая сражение, летописец заострил внимание на действиях одной “свиньи”, однако в реальности клином могли строиться все три отряда тяжелой конницы ливонцев. Теперь становится понятно, что русским воеводам не нужно было придумывать нечто особое, чтобы остановить атакующего противника. Бой должен был разворачиваться по давно уже принятой на Руси линейной схеме. В силу этого боевые порядки суздальско-новгородского войска представляли собой линию из пяти развернутых по фронту стягов. Каждый стяг был построен в два эшелона. В первом, выдвинутом вперед, располагались отмеченные в Рифмованной хронике “стрелки” (стрельцы). Во втором, ожидая момента для вступления в бой, находились копейщики. Русское войско, как уже отмечалось, было конным, а конница не может встречать противника стоя на месте. Поэтому сражение с самого начала приняло характер обычного для XIII в. встречного боя кавалерийских отрядов. Относительно засады, якобы устроенной Александром Невским, следует сказать, что такой тактический прием на Руси в XII–XIII вв. не применялся, да и позднее был крайне редок (Куликовская битва скорее исключение, чем правило). Причиной тому служили господствовавшие в воинской среде понятия о чести и морали. Много позже их заметил и описал итальянец Марко Фоскарини: “…Они (русские) считали постыдным побеждать врага обманом, скрытой хитростью и из засады; сражались же храбро и как на поединке. Все такие приемы, они осуждали и победу, одержанную посредством хитрости и уловок, не считали настоящей”. Поэтому ни о какой засаде в Ледовом побоище речи идти не может. Вместе с тем весьма вероятным можно считать то, что, подобно немцам, русские строили своих всадников клиньями. Еще в XI в. Титмар Мерзебургский называл построение русских полков “клином” или “острием”, позднее такой строй был несколько раз отмечен в летописях, его изображения угадываются в миниатюрах, а Длугош, говоря о русско-литовских отрядах 1410 г., отметил, что они строились клиньями “по стародавнему обычаю предков”. В этой связи возникает подозрение, что и само название “свинья”, как бы вскользь брошенное летописцем в описании сражений 1242 и 1268 гг., является не чем иным, как профессиональным термином русских военных, которые именно так (без разницы, свой или чужой) называли строй в форме клина.