Парфюмер Будды - М. Дж. Роуз

– Единственная вещь, которую я украл, – сказал он однажды.

Гриффину аромат не очень понравился, но он увлекся таинственной историей, почему в доме забыли именно эти духи. Потеряли?

Жас тоже подумала, что запах предполагал историю, но не о потере одеколона, а о его создании. Ингредиенты были такие же древние, как Библия: бергамот, лимон, мед, иланг-иланг, ветивер, циветта и мускус. Насыщенные растительные и животные аккорды, сливающиеся и создающие особый запах, который для нее навечно будет ассоциироваться с Гриффином, со временем, когда они были вместе, с удивлением и любовью. С избавлением от одиночества, а потом с гневом и печалью.

Еще долго после их разрыва она искала по блошиным рынкам, интернет-аукционам, покупая даже полупустые флаконы. У себя в спальне, в тайнике старинного шкафа, она хранила восемь флакончиков. Даже запечатанный, даже в темноте, одеколон испарялся, словно мгновения жизни. Со временем детали тускнеют.

Ни одной культуре не удалось создать духи долговечнее, чем египетские. Считалось, что их ароматы со временем только улучшались.

Стоп.

Египет?

Женщина в видении тоже думала о Египте.

Жас попыталась вспомнить, почему.

Ее возлюбленный был там убит.

Теперь боль этой странной женщины эхом отозвалась в сознании и слилась с ее собственной болью. Только возлюбленного Жас не убили, он ее покинул. Но не схоже ли это со смертью?

Как часто бывает, поначалу она восприняла отношения наивно, пока не поняла, что изнанка любви настолько груба, что даже легкое прикосновение к ней клочьями срывает кожу, заставляет тебя кровоточить, вызывая такую глубокую боль, что темнеет в глазах.

Жас только что окончила аспирантуру в Калифорнии. Гриффин защитил диссертацию в Йельском университете и получил завидную работу на престижных египетских раскопках. Команда археологов, спонсируемая Смитсоновским музеем, пользовалась магнитными датчиками для поиска и картографирования основных фараонских объектов в окрестностях Великого Порта в Александрии, Канобе и Гераклионе. Гриффин стал их первым новичком за многие годы.

Перед его отъездом они должны были провести неделю в Нью-Йорке.

Был теплый летний вечер, над озером спускались сумерки, отбрасывая длинные тени. Они зашли так глубоко в Центральный парк, что жужжание насекомых и птичий щебет заглушили городской шум. Они пили холодное белое вино, по озеру скользили лодки, весла лениво погружались в воду и почти не тревожили лебедей и диких уток. Пасторальную сцену украшали стайки бабочек, порхающих над большой поляной диких цветов справа от веранды.

Темой диссертации Жас была символика бабочек в мифологии, и она с удивлением заметила, как много видов и подвидов этих существ обитало в центре Манхэттена. Жас отметила серебристо-серую, почти перламутровую голубянку крушинную и радужную баттус филенор.

Гриффин не отреагировал. Он залпом выпил вино, посмотрел в сторону и голосом таким тихим, что ей пришлось наклониться, чтобы расслышать его, сказал, что не надеялся, что она будет ждать из Египта.

– Ждать чего? – спросила она, не понимая его.

– Ждать меня. Нас.

Черно-белая бабочка порхала так близко, что Жас смогла разглядеть семь круглых оранжевых пятнышек на ее крыльях. Она читала, что пятнышки никогда не соприкасаются и всегда располагаются так, чтобы между ними было расстояние.

– Почему нет? – Слова застряли во рту, словно бумага. Ей показалось, что она их пыталась выплюнуть, а не произнести.

– Ты ждешь от меня так много, а я никогда не смогу соответствовать тому, что ты видишь во мне.

Она его услышала, поняла каждое слово, но не смогла сложить их вместе, чтобы понять смысл.

Возможно, он почувствовал ее смятение.

– Твои большие надежды заставляют меня чувствовать себя ничтожным. Знаю, что всегда буду тебя разочаровывать. Я так жить не хочу. – Голос у него был несчастный.

– Ты это про свою диссертацию?

Жас месяцы ждала шанса прочитать ее. Гриффин постоянно откладывал момент, говоря, что не хочет показывать, пока полностью не закончит. Она это понимала. Жас знала, что у него были проблемы с темой, что исследование было очень интересным и что он не укладывался в сроки. Когда Гриффин перестал жаловаться, Жас подумала, что он закончил диссертацию.

Однажды утром, пока он спал, она прибиралась в гостиничном номере и увидела его диссертацию, торчавшую из рюкзака.

Она открыла первую страницу.

– «Я, Гриффин Норт, заявляю, что источники и имена, содержащиеся в работе «Греческое влияние на образ бабочки в эллинистический период египетской культуры: поиск перехода Гора в Эроса и Купидона и обратно», использованы в моей дис…»

Рядом с ней бабочка села на цветок красно-желтой лантаны и стала пить нектар, к ней присоединилась другая бабочка, черная с красными поперечными полосками и белыми пятнышками, но названия ее Жас не помнила. Воспоминания вдруг стали предельно важны.

– «Я, Гриффин Норт, заявляю, что источники и имена, содержащиеся в работе «Греческое влияние на образ бабочки в эллинистический период египетской культуры: поиск перехода Гора в Эроса и Купидона и обратно», использованы в моей диссертации с указанием на упомянутую работу».

Но все было иначе. Гриффин скопировал, целиком и без изменений, целые страницы того, что написала Жас, даже не упомянув ее имени.

Она постаралась убедить себя не расстраиваться. Его работа вовсе не была идентична ее диссертации. Жас не писала о греческом влиянии на культуру позднего царства Египта. Но он полностью воспользовался ее исследованием образа бабочки в греческой мифологии, чтобы связать этот символ с образом Эроса и Купидона. Гриффин использовал ее методику для своих выводов, что изображения бабочек в гробницах позднего периода были результатом эллинистического наследия.

Если бы он попросил, Жас охотно отдала бы Гриффину свою диссертацию. Без ученой степени ему не удалось бы сохранить место на раскопках, в котором он так нуждался. Его место было не в стенах академии, но в пустыне, среди песков. Аспирантура являлась трудным испытанием для каждого, но к нему она была особо жестока. Профессор, которому он ассистировал, знал, что это место ему нужно и что других мест не было, поэтому он воспользовался его безвыходным положением, навалив на него огромный груз работ.

Сидя на полу, Жас прочла всю диссертацию, пропуская некоторые места, но внимательно вчитываясь в другие. Дело было не в том, что Гриффин это сделал, но в том, что он не сказал ей.

Когда он проснулся, Жас потребовала от него объяснений, но они у него едва нашлись. Гриффин просто обвинил ее в том, что она без разрешения залезла в его бумаги.

– Если кто-нибудь узнает, тебя лишат ученой степени, обвинят в плагиате, – сказала она.

– Никто не узнает, если ты не скажешь. Собираешься это сделать? – выкрикнул он.