Самая красивая женщина в городе - Чарльз Буковски
Шрифт:
Интервал:
Дальше Джо Хайанса я услышал по телефону:
- Буковски, я только что купил пистолет. Сто двадцать долларов. Прекрасное оружие. Я собираюсь кое-кого убить!
- Где ты сейчас находишься?
- В баре, возле газеты.
- Сейчас буду.
Когда я туда доехал, он расхаживал взад-вперед возле бара.
- Пошли, - сказал он. - Я куплю тебе пива.
Мы сели. Народу - навалом. Хайанс говорил очень громко. Слышно его было аж до самой Санта-Моники.
- Да я ему все мозги по стенке размажу - я этого сукина сына порешу!
- Какого сукина сына, парнишка? Зачем ты хочешь его убить, парнишка?
Он смотрел прямо перед собой, не мигая.
- Ништяк, детка. За что ты кончишь этого сукина сына, а?
- Он с моей женой ебется, вот зачем!
- О.
Он еще немного полыбился перед собой. Как в кино. Только не так клево, как в кино.
- Прекрасное оружие, - сказал Джо. - Вставляешь вот эту маленькую обойму.
Десять патронов. Можно очередью. От ублюдка мокрого места не останется!
Джо Хайанс.
Этот чудесный человек с большущей рыжей бородой.
Ништяк, крошка.
Как бы там ни было, я у него спросил:
- А как же все эти антивоенные статьи, что ты печатал? Как же любовь? Что произошло?
- Ох, да хватит же, Буковски, ты же сам никогда в это пацифистское говно не верил?
- Ну, я не знаю... Не совсем, наверное.
- Я предупредил этого парня, что убью его, если он не отвянет, а тут захожу, а он сидит на кушетке в моем собственном доме. Вот ты бы что сделал?
- Ты же это все превращаешь в личную собственность, разве не понятно? На хуй.
Забудь. Уйди. Оставь их вместе.
- Ты что, так и поступал?
- После тридцати - всегда. А после сорока уже легче. Но когда мне было двадцать, я сходил с ума. Первые ожоги болят сильнее всего.
- Ну а я прикончу сукиного сына! Я вышибу ему все его проклятые мозги!
Нас слушал весь бар. Любовь, кроха, любовь.
Я сказал ему:
- Пошли отсюда.
За дверями Хайанс рухнул на колени и испустил четырехминутный истошный вопль, от которого молоко сворачивалось. Слыхать было до Детройта. Потом я его поднял и повел к своей машине. Дойдя до дверцы со своей стороны, Джо схватился за ручку, снова упал на колени и еще раз взвыл сиреной до Детройта. Залип на Черри, бедняга. Я поднял его, усадил в машину, влез с другой стороны, отвез на север до Сансета, затем на восток по Сансету, и возле светофора, на красный свет, в аккурат на углу Сансета и Вермонта он выпустил третий. Я зажег сигару. Остальные водители смотрели, как вопит рыжая борода.
Я подумал: он не остановится. Придется его вырубить.
Но когда свет сменился на зеленый, он перестал, и я двинул оттуда. Он сидел и всхлипывал. Я не знал, что сказать. Сказать было нечего.
Я подумал: отвезу его к Монго, Гиганту Вечного Торча. Из Монго говно через край хлещет. Может, и на Хайанса капнет. Что до меня, то с женщиной я не жил уже года четыре. Уже слишком далеко отъехал, чтоб разглядеть, как оно бывает.
Заорет в следующий раз, подумал я, и я его вырублю. Еще одного вопля я не вынесу.
- Эй! Мы куда едем?
- К Монго.
- О, нет! Только не к Монго! Терпеть его не могу! Он будет надо мной смеяться!
Жестокий он сукин сын!
Его правда. У Монго - хорошие мозги, только жестокие. До добра не доведет.
Справиться с ним я не смогу. Мы ехали дальше.
- Слушай, - сказал Хайанс. - У меня тут подружка недалеко. Пара кварталов на север. Высади меня. Она меня понимает.
Я свернул на север.
- Послушай, - сказал я. - Не убивай этого парня.
- Почему это?
- Потому что ты - единственный, кто будет печатать мою колонку.
Я довез его до места, высадил, подождал, пока откроется дверь, и только после этого уехал. Хороший кусочек жопки его умиротворит. Мне тоже бы не помешало...
Потом я услышал Хайанса, когда он съехал из дома.
- Я больше не мог. Посуди сам: как-то вечером залез я в душ, собираюсь выебать ее, мне хотелось хоть какую-то жизнь в ее кости впердолить, и знаешь что?
- Что?
- Выхожу я из душа, а она из дому сбегает. Нет, какая все-таки сука!
- Слушай, Хайанс, я знаю эту игру. Я не могу ничего сказать против Черри, потому что ты и глазом моргнуть не успеешь, как вы уже опять вместе окажетесь, и тут ты вспомнишь все гадости, которые я про нее говорил.
- Я никогда не вернусь.
- Ага.
- Я решил не убивать ублюдка.
- Хорошо.
- Я вызову его на боксерский бой. По всем правилам ринга. Рефери, ринг, перчатки и прочее.
- Ладно, - сказал я.
Два быка дерутся за телку. К тому же - костлявую. Но в Америке телка зачастую достается неудачнику. Материнский инстинкт? Бумажник толще? Член длиннее? Бог знает...
Пока Хайанс сходил с ума, он нанял парня с трубкой и галстуком, чтобы газета не зачахла. Но очевидно было, что Раскрытая Пизда еблась в последний раз. Дела же никому не было, кроме народа за 25-30 долларов в неделю, да бесплатных помощников. Они от газеты кайфовали. Сильно хорошей она не была, но и плохой назвать ее было нельзя. Видите ли, там же колонка моя была: Записки Грязного Старика...
И трубка с галстуком газету вытащил. Выглядела она точно так же. А я тем временем продолжал слышать:
- Джо и Черри снова вместе. Джо и Черри снова разошлись. Джо и Черри опять соединились. Джо и Черри...
Потом как-то промозглым вечером в среду я вышел купить в киоске Раскрытую Пизду.
Я написал одну из лучших своих колонок и хотел убедиться, хватило ли у них кишок ее напечатать. В киоске имелся только номер за прошлую неделю. В смертельно-синем воздухе я ощутил: игра окончена. Я купил две упаковки Шлица, вернулся к себе и выпил за упокой. Хоть я и был всегда готов к концу, он застал меня врасплох. Я подошел, содрал со стены плакат и швырнул его в мусорное ведро:
"РАСКРЫТАЯ ПИЗДА. ЕЖЕНЕДЕЛЬНОЕ ОБОЗРЕНИЕ ЛОС-АНЖЕЛЕССКОГО ВОЗРОЖДЕНИЯ."
Правительству не стоит больше волноваться. Я снова стал великолепным гражданином.
Тираж двадцать тысяч. Если б мы сделали шестьдесят - без семейных напрягов, без полицейских наездов, - мы бы вылезли. А мы не вылезли.
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!