Время химер - Бернард Вербер

прежнее человечество исключило себя из экосистемы?

– Полюбуйся! – Алиса указывает на одетый женский труп на полу. – Даже эта не до конца истлела.

Мать и дочь подходят к трупу.

– Что это за куски желатина?

– Силиконовые протезы. Женщины, а бывало, что и мужчины вставляли себе искусственные груди, бедра, губы, скулы, даже подбородки, чтобы выглядеть соблазнительнее.

Лишнее доказательство того, что инфлюэнсеры, этот наивысший взлет эволюции, не вполне подвержены биологическому разложению.

Отряд движется дальше среди хаоса постапокалиптического Парижа.

Впереди идет Посейдон, обладатель самых сильных рук: он расчищает путь остальным при помощи мачете. Правда, когда он натыкается на нагромождение ржавых остовов автомобилей или на растения высотой в несколько метров, приходится останавливаться и ему, и всем остальным.

Гермес взмывает в воздух с Алисой на руках и опускает ее по другую сторону очередного завала. Второй через завал преодолевает тем же способом Офелия. Прожив всю жизнь под землей, в замкнутом пространстве, она особенно ценит свой первый полет.

Эту идею немедленно перенимают другие Ариэли: они подхватывают роющих и плавающих гибридов и переносят их через завал.

Отряд может двигаться дальше.

На его пути дорожный тоннель, перегороженный посередине обвалом. За дело берутся Диггеры: орудуя своими мощными когтями и резцами, они прогрызают широкий проход.

– Незачем терять силы в попытке пройти через весь Париж. Нас не пропустят заросли, рухнувшие дома, свалки машин, – делает вывод Алиса.

– Что ты предлагаешь? – спрашивает ее Офелия.

– То, что надо было сделать с самого начала: воспользоваться водным путем.

С разрешения Алисы несколько Наутилусов ныряют в Сену. На поверхности реки еще держатся баржи. Гибриды выбирают наиболее сохранившуюся, и Диггеры, снова пуская в ход свои могучие ручищи с когтями и мощные резцы, очищают днище баржи от водорослей, не дававших ей двигаться.

Отряд устраивается на барже. Десяток Наутилусов цепляются за корму и быстро бьют по воде своими перепончатыми задними конечностями. Судно набирает скорость.

Парящие над рекой Ариэли занимаются разведкой. После нескольких тренировочных виражей они приступают к наблюдению. Они вовремя обнаруживают преграды в виде упавших в воду деревьев и застрявших на мели судов.

– Для меня неожиданность, что природа до такой степени завладела пространством, раньше принадлежавшим только человеку, – вздыхает Алиса.

Они проплывают мимо Эйфелевой башни. Она осталась стоять, что было замечено в иллюминатор еще тремя астронавтами, покинувшими МКС. Но, приглядевшись, Алиса видит, что башня превратилась в огромную подпорку для всевозможных вьющихся растений, полностью оплетших ее ржавый каркас. Над кончиком башни парят ястребы.

На берегах реки хозяйничает всевозможная живность, над поверхностью Сены носятся экзотические пернатые всех цветов радуги. Особенно сильное впечатление производят желтые пеликаны.

Природа всегда находит способ выжить. Ее сила проявляется в разнообразии форм, видов, красок.

Офелия еще сильнее своей матери потрясена этим новым миром, о существовании которого она узнала только сейчас. Она видела, разумеется, фотографии и документальные кадры довоенного Парижа, но сейчас все здесь, начиная с небес в кружевах облаков, кажется ей произведениями искусства.

– Как же красив был, наверное, этот город! – восклицает она.

– Красивее его не было в целом свете, – подтверждает Алиса. – По крайней мере, для меня. Но, признаться, со всей этой живностью и бурной растительностью, да еще без машин, он приобрел новую притягательность.

В этот момент с Лебяжьего острова[41], что напротив бывшего Дома радио, взлетает стая розовых фламинго – еще один красочный штрих.

Неподалеку, окруженные кувшинками, на которых отдыхают крохотные черные лягушки, спокойно пьют речную воду белые лошади в черных пятнах.

Два Сапиенса, стоя на носу баржи, восторженно любуются картиной джунглей на месте бывшего города, разворачивающейся перед их глазами. Офелия чуть не плачет от всех этих красок, перспектив, флоры и фауны.

– Самое удивительное, что все эти животные и растения сумели приспособиться к радиации в 30 миллизивертов, – размышляет вслух Алиса.

– Разве не то же самое произошло в Чернобыле? – спрашивает Офелия, вспомнившая статью из «Энциклопедии относительного и абсолютного знания», которую читала ей мать.

– Ты права. Там тоже появлялись врожденные пороки, вызванные воздействием радиации на плод.

Как сращение пальцев у моей мамы…

Мать и дочь видят новое стадо трехглазых кабанов, следящее с берега за их баржей.

– Это доказывает правоту моего предка Пауля Каммерера и Жана Батиста Ламарка, – продолжает Алиса. – Генетическая программа меняется, приспосабливается к условиям среды, отсюда появление поколений с мутациями. Ученые, исследовавшие явление, назвали это новое научное направление эпигенетикой[42].

Бирюзовый олень с огромными белыми рогами издает далеко разносящийся рев.

– А еще это подтверждает мою теорию о тяге природы к разнообразию, – говорит Алиса. – Теперь, когда человек перестал оказывать на природу свое унифицирующее влияние, она будто бы впала в детство: словно для забавы взялась создавать организмы всех форм, цветов и свойств.

– Расскажи мне еще о довоенном городе, – просит Офелия. – Каким он был раньше? Много людей жило в Париже?

– Где-то пять миллионов. Эти джунгли, мимо которых мы плывем, с торчащими там и сям руинами, раньше были комплексами зданий и упорядоченной сетью улиц, проложенных по разнообразным планам в течение истории города. По нему непрерывно сновали автобусы, грузовики, легковые автомобили, мотоциклисты, велосипедисты, самокаты, пешеходы. Особенно много было легковушек. Все вместе издавало страшный шум и выбрасывало слишком много выхлопных газов. Из живности на глаза попадались разве что собаки на поводках да голуби.

– А как же своры диких псов? – удивляется Офелия.

– Ни диких псов, ни трехглазых кабанов, ни синих оленей, ни розовых фламинго! – весело отвечает Алиса.

– Ты так говоришь, будто довольна, что Третья мировая война покончила с прежней парижской жизнью.

Алиса гладит руку дочери.

– Ты видишь сейчас направление эволюции. Уж не сама ли природа, возжелав передышки и нового свободного дыхания, подтолкнула людей к смертоубийству?

Она вздыхает, ее взгляд снова грустнеет.

– Я сама участвовала в загрязнении природы, шумела, курила, – признается она. – Мне нравилось потреблять и покупать всевозможный пластик, который я потом выбрасывала, порой даже не использовав. Таков был прежний мир. Мы не отдавали себе в этом отчета. Но теперь всему этому настал конец, и мы похожи сейчас на первых евреев, последовавших за Моисеем, чтобы строить новый!

– С той разницей, что у нас нет Земли обетованной и что мы пересекаем не пустыню, а джунгли, – поправляет свою мать Офелия.

Наутилусы сменяют друг друга, чтобы толкать баржу вперед, Ариэли высматривают сверху преграды и опасности, Диггеры, получая от них сигналы, расчищают проходы.

424 изгнанника плывут по извилистой Сене и в юго-западной части Парижа, в Исси-ле-Мулино, расстаются с городом. Река несет баржу мимо Булонь-Бийанкур, потом, повернув на север, – мимо Леваллуа-Перре и Аньера.

Проходит несколько