Как приручить дракона – 3 - Евгений Адгурович Капба

дней назад, и — если быть честным — для меня это скорее большой геморрой и головная боль, чем радость жизни. Скажите, у вас ко мне есть какие-то претензии или подозрения? Мне просто сильно-сильно нужно попасть в дерьмовое Дворянское собрание, оформить бумаги и бежать обратно на поезд — он у меня через три часа. Мне в Вышемир надо, я бабе Томе обещал теплицу убрать.

— Дворянское собрание? Теплицу? — сержант Кочевряженко смотрел на меня как на идиота, а потом его лицо заметно расслабилось: — Не успеете за три часа точно. Можете пойти сразу взять билет на вечерний гродненский пассажирский. В этом Дворянском такие крючкотворы сидят, у-у-у-у… Они вас замордуют!

— Да? — у меня тут же испортилось настроение. — Что — все так плохо?

— Я брата из юридики прописывал сюда, в Гомель, а это через них делать надо… У-у-у, там беда бедой. Но есть один плюс, — он вручил мне паспорт. — Буфет у них хороший. Кофе варят настоящий, африканский, и колечки заварные с творожным кремом у них — отличные. Когда этот террариум вас достанет — обязательно вспомните мои слова. Всего хорошего, господин Пепеляев-Горинович. Надеюсь, когда вам подпишут все бумаги, вы останетесь нормальным человеком.

И ушел. Вот и думай — зачем мне нужна была эта встреча?

Постояв немного, я вышел через арку на Вокзальную площадь и по Замковому проспекту зашагал к Дворянскому собранию, очень надеясь, что милиционер ошибся, и все не так страшно. Или, например, что для меня, как для аристократа, все будет несколько быстрее. Собрание-то, в конце концов, дворянское!

* * *

— На кой черт тебе Вышемир? — на чистейшем русском спросил Кшиштоф Радзивилл.

Эта встреча в буфете была для меня действительно серьёзной неожиданностью. Я устал, как скотина, бегая по кабинетам, заполняя бланки и подавая заявления. Мне казалось — в таком мире, как Твердь, при здешних-то технологических и магических возможностях, никаких проблем быть не должно! Но! Дворянское собрание не зря размещалось в земщине. В родословную книгу, которая хранилась в Александровский Слободе при дворе Государя, меня внесли чуть ли не мгновенно — и дистанционно. Тут хватило свидетельства Вишневецкого и подтверждения от Риковича. И в своей личной юридике я мог делать все, что угодно и с какой угодно скоростью. Но тут…

— Домовая книга на особняк у вас есть?

— А где план-схема от землеустроительной службы?

— Нужна справка о составе семьи с места предыдущей регистрации.

— Заполните форму номер шесть на каждого из проживающих в юридике на момент вашего вступления в права собственности… Конечно, вы могли прислать поверенного в делах… Ах, у вас нет поверенного? Что ж, тогда вам в кабинет номер восемьдесят два, на третий этаж, там вам дадут список из семи сотен четыреста девяноста двух необходимых справочек…

Пока я проходил все эти круги ада и терся в кабинетах, мне в голову пришла догадка: они просто отыгрывались на мне! Эти клерки ненавидели аристократов, им доставляло истинное удовольствие мучить тех, кто обладал правами и привилегиями, недоступными простым смертным. А поскольку всякие магнаты и князья сами такими делами не занимались, отдавая их на откуп тем самым поверенным, то гроздья гнева чиновничьего обрушивались на только-только получивших личное дворянство магов, прошедших инициацию второго порядка, и на таких, как я — мелкопоместных аристократов из свободных родов.

Стоит отметить — свободных родов, не состоящих ни в одном из великих кланов, практически и не существовало. Наверное, в великом княжестве на пальцах руки их можно было пересчитать, и чаще всего — либо такие везунчики сидели на каком-то действительно ценном ресурсе (как, например, Старобинские — на калийной соли), или — были магами уникальной специализации и невероятной силы. Ну, и я ещё теперь имелся, весь из себя уникальный. Уникальный и взмыленный: я устал, как собака, пока бегал. И когда оказалось, что некая Татьяна Никифоровна, которая должна была поставить последнюю треугольную печать, чтобы мой домен в утвержденных границах наконец стал экстерриториальным владением некоего Георгия Серафимовича Пепеляева-Гориновича и его прямых наследников, ушла на обед, то это стало последней каплей.

Я пошёл в буфет есть колечки с творожным кремом и пить африканский кофе.

А тут, в этой обители казенной земской роскоши, среди пыльных портьер, политуры и ковровых дорожек, за самым дальним от прилавка столом, уставленном целой батареей бутылок из-под алкоголя, в потертом бархатном кресле восседал Кшиштоф Радзивилл собственной персоной, без охраны и без вечного Жевуского.

— На кой черт тебе Вышемир? — вот что он спросил, буравя меня тяжёлым взглядом.

Он не был мертвецки пьян, нет. Его поза, выражение лица, жесты — все этого говорило о том состоянии насыщения организма этанолом, которое принято называть «в лёгком подпитии».

— Чего ты в него вцепился? Что, мало городов в России? — он двинул ногой под столом, и ещё одно кресло, напротив, со скрипом отъехало, приглашая меня присесть. — Иди сюда, Пепеляев. Поговорим начистоту.

— Возьму творожных колечек и сразу приду, — кивнул я.

В конце концов — почему бы и нет? Здесь, в этом мире, похоже, ведение странных бесед становилось неотъемлемой частью моей жизни… Буфетчик глядел на нас с плохо скрываемым страхом. Ладно, ладно — не на нас, на Радзивилла. Работник общественного питания протирал лысину на башке мокрым насквозь платком, моргал обоими глазами сразу и много суетился.

— Чего изволите-с? — никогда до этого я не слышал этого лебезящего «-с» в конце.

Ничего такого — это всего лишь сокращение от «сударь», но звучало подобострастно. И, конечно, он не ожидал услышать в качестве ответа запрос на творожные колечки и кофе. Судя по батарее напитков не менее, чем сорокаградусной крепости, которые расположились перед Радзивиллом, буфетчик думал, что я закажу абсент, не иначе. Но кофе сделал, и на мою попытку забрать заказ с прилавка снова засуетился:

— Бросьте, бросьте-с! Я сам все принесу!

Так что я прошёл к столу Радзивилла, снял китель, повесил его на спинку кресла и сел. Кшиштоф в это время с хрустом откручивал пробку у очередной бутылки. Пил он что-то дешевое, никак не соответствующее статусу «некоронованных королей Литвы». Не гоблинское бырло, конечно, но и не «Вдова Клико» однозначно.

— Итак, Пепеляев… У меня, получается, три основных вопроса, — молодой Радзивилл набулькал себе в стакан водки, принюхался и сморщился.

Отсутствие этой принятой в кругах ополяченной шляхты белорусско-польско-русской говорки меня задело особенно сильно. Ну, такой