Русская феминистка - Маша Царева

– Уверена, это какой-то хитрый ход… – начала было я, но Лека меня перебила:

– Конечно, я не могу так этого оставить. Получается, что я тут жирую, обедаю в ресторанах, ни в чем себе не отказываю, а мой любимый человек пашет как лошадь, чтобы просто выжить. Это некрасиво и нечестно.

Все было даже хуже, чем я могла предположить.

– Только. Не. Говори. Что. Ты. Хочешь. Давать. Ему. Деньги.

– Алла, ну ты совсем, что ли? – надулась Лека. – А разве может быть иначе? Конечно, я вчера перевела ему триста долларов. Больше у меня просто не было. Но с зарплаты переведу еще… И не надо так на меня смотреть. Он не нахлебник. Он работает. Не виноват же он, что там зарплаты такие.

– Лека, да он альфонс! Я уверена, что у него десятки подобных тебе «наташ», которых он разводит на бабки, да еще и смеется над ними!

– Если ты немедленно не замолчишь, мы поссоримся. Ты сейчас оскорбляешь человека, которого я люблю.

Мне пришлось призвать на помощь всю силу воли, чтобы замолчать. Но оскорбленная Лека не унималась.

– Если бы ты только слышала, как он отказывался… Как ему было неловко брать эти деньги… Он ведь мужчина, у него другое воспитание… И тут – брать деньги от женщины.

– Вот именно, другое воспитание, – не выдержала я. – Для него все европейские женщины – проститутки. У него в голове не укладывается, как порядочная женщина может согласиться на секс в авто после первого же свидания. А с проституткой можно и не церемониться. Пользоваться ею. Вот увидишь, женится он все равно на своей, на турчанке.

Лека не разговаривала со мной две недели. Не отвечала на мои звонки. Через общих знакомых я узнала, что она купила билет в Турцию и наняла риелтора – чтобы помог ей выгоднее продать квартиру. Надо было срочно что-то делать. Спасать ее.

Это было инфантильно и ненадежно, но ничего другого мне просто в голову не пришло. Я обратилась в детективное агентство. Жутко стеснялась и чувствовала себя героем дурацкой комедии положений. Но что самое забавное, в агентстве совсем не удивились. Оказалось, что это чуть ли не самый популярный запрос после слежки за неверными супругами. Сбор информации о турецких и египетских Хасанах и Ахмедах. Случай Леки был вполне типичным. В России проживали сотни недолюбленных дурех, готовых поставить на кон все что угодно, лишь бы кто-то посмотрел на них темными, как южная ночь, глазами и сказал: «Наташа, ты такая красивая». Этот мо́рок был крепок, как древнее любовное заклинание. Вот встревоженные родственники и нанимали детективов.

– Не переживайте, у нас есть свой человек в Кушадасы, – заверила меня улыбчивая секретарша. – Думаю, уже на этой неделе мы сможем предоставить вам необходимые фотографии… Знаете, с курортными арабами это обычно не занимает много времени. В горячий сезон у них каждый новый заезд появляется «любовь всей жизни».

Девушка не обманула.

Спустя всего пять дней передо мной лежали фотографии и координаты Юли из Воронежа, Саши из Новосибирска и Светы из Москвы – все трое находились в предсвадебной лихорадке, собираясь продать недвижимость и переехать к Хасану. Лететь в Воронеж и Новосибирск у меня элементарно не было времени, но со Светой из Москвы я встретилась, хотя она отреагировала на мой телефонный звонок с агрессией зомбированного психопата. Я всего лишь предложила выпить кофе и поговорить о ее женихе Хасане, а она начала вопить, что я лезу не в свое дело и что Господь покарает меня за злой язык. Но встречу все-таки назначила в малолюдной подвальной кофейне.

Света оказалась некрасивой нервной женщиной слегка за сорок. Она была худая, как лыжная палка, и в юности, наверное, это смотрелось если не очаровательно, то хотя бы стильно, но с годами ее очертания начали восприниматься чахоточными, а не оленьими. Это была дряблая неспортивная худоба невротика-курильщика. Ее глаза были густо подведены фиолетовым карандашиком, а под столом она подергивала обутой в остроносый лакированный сапожок ногой.

Стараясь держаться доброжелательно и сочувственно, я рассказала ей о Леке, о том, что та собирается продавать квартиру. Светлана сначала раскричалась, что моя Лека – проститутка и тварь, а уже потом задумалась о ситуации, в которую ей, взрослой женщине, бухгалтеру, удалось вляпаться.

Кстати, это была еще одна непостижимая для меня особенность женщин, живущих в патриархальной системе координат. Если они узнают об измене мужа, то предательницей, разлучницей и стервой обычно оказывается любовница, мужик же выставляется жертвой.

Магическая формула «сука не захочет – кобель не вскочит» казалась мне самым отвратительным явлением русского коллективного сознания. Недавно в Интернете я видела интервью известного православного священника, иерея, который на полном серьезе рассуждал о том, что женщины, которые позволяют себе прилюдно носить короткие юбки и декольте, косвенно виноваты, если кто-то из мужчин не удержится и займется с ними принудительным сексом. Все это звучало как абсурд абсурдов. Получалось, что в православной системе координат мужчина – это? с одной стороны, бог, творец, вершитель судеб в семейном масштабе, тот, кого полагается почитать и слушаться. Но с другой – это слабохарактерное существо, влекомое древним зовом разбушевавшихся гормонов, это примат, которому нельзя показать лишние десять сантиметров женских ножек без того, чтобы в нем не проснулся насильник.

– Он подарил мне кольцо, – вздохнула Света, по выражению лица которой было вполне очевидно, что этим вечером она будет пить что-нибудь крепкое и рыдать под сериал ВВС «Гордость и предубеждение». – Правда, оно оказалось маловато и не в моем вкусе…

Позже мы узнаем, что обручальное кольцо Светы было получено Хасаном на память от Юли из Воронежа – это колечко подарила ей мама на выпускной вечер, и когда страстный турецкий любовник попросил оставить что-нибудь на память, девушка, нисколько не сомневаясь, протянула его. Он ведь самый близкий человек, они скоро поженятся, они будут вместе всю жизнь.

С Юлей этой мы связались по скайпу, она оказалась прехорошенькой блондиночкой, которой не исполнилось еще и двадцати. Хасан был ее первой в жизни несбывшейся сказкой. Я смотрела, как она горько плачет, как трогательно покраснели при этом ее щеки и нос, как судорожно вздрагивают худенькие плечики, и даже отчасти завидовала этому чистому горю, какое бывает только у невинных людей.

Собрав достаточно материала, я без приглашения приехала к Леке домой и застала ту над разверстым чемоданом. В настроении самом что ни на есть приподнятом наша невеста собиралась к чужим берегам, где ее ждала реальность, совсем не похожая на привычные будни. Я сначала выставила на стол бутылку текилы и только потом подала ей конверт с фотографиями. Почему-то Лека сразу поняла, что внутри.

– Это наверняка фотошоп, – прошептала она, а потом осела на пол и разрыдалась, закрыв лицо ладонями.

Мы выпили всю текилу и проговорили целую вечность – только когда часы показали половину шестого утра, Лека наконец признала, что была дурочкой, а я ее спасла.