Рамакришна и его ученики - Кристофер Ишервуд

При этих словах Рамакришна легко провел рукой по груди Матхура, и, как всегда, его касание наполнило слова силой. Матхур понял бессмысленность своих страхов. Он был снова счастлив.

Обряд погружения статуи в Гангу был совершен.

В экстатическом состоянии Рамакришна иногда предсказывал будущее своим ученикам и близким. Один раз он сказал Матхуру:

– Я буду в Дакшинешваре, пока ты жив.

Матхур возликовал, но сразу вспомнил о жене и сыне.

– Джагадамба и Дварка очень преданы тебе, не оставляй их и после моей смерти, – попросил он.

– Хорошо, – согласился Рамакришна, – я останусь в Дакшинешваре столько, сколько проживут они.

На самом деле не только сам Матхур, но и Джагадамба с Дваркой умерли к 1881 году – почти за три года до того, как Рамакришна оставил Дакшинешвар.

После смерти Рани Расмани ее имение было поделено между двумя дочерьми – Падмамани и Джагадамбой. Как-то раз Джагадамба пошла купаться на пруд, принадлежавший ее сестре. У пруда рос прекрасный водяной кресс, и, недолго думая, Джагадамба собрала пучок кресса для дома. За этим занятием ее застал Рамакришна, случайно проходивший мимо. Сильно встревожившись, он бросился к Падмамани и рассказал ей о «краже». Падмамани насмешило такого рода воровство – равно как и наивность Рамакришны, – но она изобразила возмущение и стала говорить, что сестра поступила нехорошо. Тут как раз пришла и Джагадамба, которая, поняв, что происходит, быстро включилась в игру и с жаром корила Рамакришну за то, что тот выдал ее. Понятно, что сестер хватило не надолго, и скоро обе расхохотались. Рамакришна никак не мог взять в толк, что здесь смешного.

– Я не понимаю ваших дел, – заявил он сестрам, – но знаю, что после раздела имущества брать чужое без спросу нельзя.

Сестры могли только восхититься его наивностью.

Уже говорилось о странностях во взаимоотношениях Матхура с Рамакришной. Матхур то относился к Рамакришне с величайшим почтением, как к своему духовному отцу и наставнику, то воспринимал его как наивного подростка. Матхур и сам был способен на мальчишески-безответственные поступки, но вот наивности в нем не было ни на грош. Он мог натравить своих слуг на слуг соседа, богатого землевладельца. В результате кровавой драки между ними погибло несколько человек. Матхуру грозило судебное разбирательство. Совершенно по-мальчишески он бросился в панике за помощью к Рамакришне. Рамакришна строго отчитал его, как отец отчитывает сына, и предупредил, что придется нести ответственность за содеянное. Матхур умолял спасти его, и в конце концов Рамакришна сказал:

– Хорошо, пусть будет так, как пожелает Мать… Матхур сразу возликовал, потому что отлично знал по опыту, что это форма согласия Рамакришны. Как бы там ни было, но дело против Матхура так и не было возбуждено. Мы уже не раз видели щедрость Матхура в отношении Рамакришны. Щедрость эта подчас подвергалась суровым испытаниям, поскольку у Рамакришны просто не было никакого представления о деньгах. Он это великолепно демонстрировал, когда ездил с Матхуром смотреть ятры - народные спектакли, обыкновенно на религиозные темы, которые бродячие актерские труппы разыгрывали на любом открытом месте или в любом дворе – было бы только пространство рассадить зрителей кружком вокруг импровизированной сцены. Матхур заранее вручал Рамакришне сотню рупий стопочками по десять, чтобы тот мог вручить стопочку понравившемуся актеру. Рамакришна же радостно совал всю сотню первому же исполнителю, чье пение или танец пришлись ему по душе. Матхур давал ему еще сотню – и все повторялось. Если вдруг Рамакришна оставался без денег, он вполне мог снять с себя одежду и наградить ею актера, оставшись при этом нагишом.

Рамакришна отправился с Матхуром в гости к Девендре Натху Тагору – отцу знаменитого бенгальского поэта Рабин-дранатха и одному из лидеров Брахмо Самаджа, движения, направленного на модернизацию и реформирование определенных индусских обычаев и религиозных воззрений (см. главу 13). Матхур и Девендра Натх были однокашниками по Хинду-колледжу в Калькутте, поэтому, несмотря на высокое общественное положение Девендры Натха, Матхур мог прийти к нему запросто, без церемоний.

Рамакришну интересовало, насколько значительным было духовное развитие Девендры Натха, – собственно, только по этой причине он вообще встречался с религиозными лидерами. Со своей обычной непосредственностью Рамакришна попросил Девендру Натха обнажить перед ним грудь. Тот приподнял рубашку – видимо, не без простительного самодовольства, потому что у него на груди была та краснота, которая свидетельствует о долгих часах глубокой медитации.

– Мир похож на люстру, – сказал Девендра Натх, – в которой светит всякая живая тварь. Бог сотворил человека, дабы проявить свое величие. Если нет света в люстре, все погружается во тьму. Да и сама люстра тоже не видна.

Эти слова произвели глубокое впечатление на Рамакришну, потому что и он видел нечто подобное во время медитации в Панчавати.

Тогда Девендра Натх пригласил его на ежегодную конференцию Брахмо Самаджа.

– Это будет зависеть от Бога, – ответил Рамакришна. – Ты же видишь мое состояние. Я не знаю, что и в какую минуту Он со мной сделает.

На это Девендра Натх ответил, что Рамакришна должен непременно прийти, в каком бы состоянии он ни был, но при этом добавил, что ради приличия на Рамакришне все же должна быть одежда – и нижняя, и верхняя части тела должны быть прикрыты.

– Невозможно! – возразил Рамакришна. – Я же не могу одеться, как мистер!

Девендра Натх громко расхохотался в ответ, но, видимо, по-настоящему забавным все это не счел, потому что на другой день Матхур получил письмо с отменой приглашения. Девендра Натх пояснил в письме, что на конференцию принято являться корректно одетым.

Матхур не раз упрашивал Рамакришну касанием ввести его в экстатическое состояние. Рамакришна всячески отговаривал Матхура, втолковывал, что лучше набраться терпения и подождать, что в любом случае Матхур обязан соблюдать равновесие между преданностью Богу и мирскими обязательствами – ибо такова его дхарма. Но Матхур не успокаивался, пока наконец Рамакришна не сказал:

– Хорошо, я спрошу у Матери, как быть, что она скажет, то и сделаем.

Через несколько дней Матхур у себя дома в Калькутте испытал низшую форму самадхи.

А последовавшее за этим Рамакришна описывал так:

– Он послал за мной. Когда я пришел, то с трудом узнал его, он преобразился, это был другой человек. Стоило ему заговорить о Боге, как слезы начинали катиться из его глаз, а глаза были постоянно красными от плача. У него все время колотилось сердце. Увидев меня, он припал к моим ногам. «Отец, – сказал он, – ты был прав, я пропал. Вот уже три дня я нахожусь в этом состоянии! Как ни стараюсь, я не могу заставить себя думать о делах. Все идет прахом! Умоляю тебя, освободи меня от экстаза, он мне не нужен!» Я тогда говорю ему: «Ты же сам об этом просил!» «Знаю, знаю, – говорит Матхур, – и это действительно блаженство, но что мне толку от блаженства, когда в делах такая неразбериха? Отец, этот твой экстаз, он для тебя хорош, а всем нам по-настоящему он и не нужен. Возьми его лучше обратно!» Мне стало смешно: «Я же тебе это с самого начала говорил!» – «Все правда, ты так и говорил, но я же тогда не знал, что в человека будто дух вселяется и я должен во всем ему подчиняться, и так двадцать четыре часа в сутки!» Тогда я провел рукой по его груди, и он опять стал прежним Матхуром.