Анна. Тайна Дома Романовых - Ульяна Эсс

А императору и этого было мало, он хотел выделить Анну еще и еще. В том же октябре она была награждена орденом Святой Екатерины, с пожалованием двухсот тысяч рублей. А еще спустя месяц ее наградили еще одним орденом — на этот раз Святого Иоанна. Теперь ее положение официальной фаворитки императора было всем известно и, можно сказать, закреплено. Анна догадывалась, что Павел этими наградами хочет загладить то неприятное впечатление, которое осталось у нее после угроз Кутайсова.

«Он, наверное, думает, что я все-таки испугалась этих угроз, — думала она. — Хочет, чтобы я чувствовала себя уверенней. Ладно, пусть. Ведь он сам любит все эти игрушки — ордена, звания, титулы. Мой любимый — человек ритуала, он любит обряды, знаки отличия. Мне они безразличны, но я готова их терпеть, чтобы доставить ему удовольствие».

И она, собираясь на торжества и приемы, на которые Павел ее теперь всегда звал, исправно надевала орденские ленты. К своему удивлению, Анна встретила во дворце человека, который полностью угадал ее нелюбовь к знакам отличия. И этим человеком оказалась императрица Мария Федоровна. Как-то вечером, когда они, дожидаясь большого приема с присутствием всех сенаторов, сидели вдвоем в малой столовой дворца, государыня сказала:

— Я вижу, вы, душа моя, терпеливо носите эти ленточки, которыми вас обременил мой супруг.

— Ну, считается, что это знаки чести, и они не могут обременить… — осторожно ответила Анна.

— Ах, оставьте! Я же вижу, что вам вся эта шумиха в тягость. Тут вы мудрее меня. Я, признаться, в молодости, в ваши годы, любила быть на виду, любила почести и знаки отличия. И что тут дурного? Большинство людей любят, когда их отличают, пусть даже незаслуженно.

— Да, я знаю, ваше величество, — кивнула Анна. — А на меня все эти приемы и торжественные выходы навевают тоску. И я рада, что вы понимаете меня.

— Понимаю, душенька, хорошо понимаю, и одобряю ваше поведение.

…Зима в том году пришла рано. Задолго перед Рождеством выпал снег, засыпал аллеи Летнего сада, невский лед, опушил деревья. По распоряжению императора на льду реки, прямо перед Зимним дворцом, по примеру его бабки, императрицы Елизаветы, были устроены ледяные горки, и придворные катались с них в специальных санях. Павел катался вместе с Анной. Морозный ветер бил ей в лицо, она чувствовала объятия государя, стремительное движение санок…

Разговлялась она вместе с родителями, и с ними же стояла праздничную службу. А на другой день во дворце был дан торжественный бал. Подходя к дворцу (она отпустила кучера раньше, хотела пройтись), она заметила перед Дворцовой площадью сооруженный вертеп — со святым Иосифом, Марией, Младенцем и волхвами, пришедшими Его приветствовать. Проходя мимо, Анна помолилась, чтобы наступающий год был для нее еще счастливее, чем предыдущий. «Хотя, правду сказать, трудно представить еще большее счастье, чем я сейчас имею, — подумала она. — Все у меня есть. Мои родители живы и обласканы государем. Дом их хорошо устроен, всегда полон. Я сама любима, государь ко мне так внимателен, и нет никаких, никаких признаков, чтобы его любовь когда-либо остыла. Напротив, она день ото дня делается сильнее, о чем говорят награды, которыми он меня одарил. Теперь и Мария Федоровна ко мне благоволит. У меня, в сущности, вовсе нет врагов — редкое явление в наши дни. Кутайсов был со мной груб, угрожал мне, но теперь, как видно, после увещевания от государя, оставил эти угрозы, и теперь при встречах всегда любезен. Чего мне еще желать? Разве что детей… Что ж, и это может случиться в свой черед».

Она прошла мимо вертепа и поспешила на бал. Судьба была благосклонна к ней, и ей не приходилось ждать от нее никаких подвохов.

Когда на следующий день после бала Анна явилась во дворец, то первой, кого она встретила, была графиня Ливен, гувернантка великих княжон.

— Мадам Гагарина, ее величество просили вас срочно войти к ней! — сказала графиня.

Удивившись такому приглашению, Анна тем не менее пошла. Императрица встретила ее в большом волнении.

— Мой друг, — сказала она, — нам нужно поговорить. Идемте в мой кабинет.

Они прошли в комнату, всю убранную цветами. Анна никогда еще не была здесь. Императрица села в кресло, указала ей на стоящее рядом другое кресло и, не теряя времени, произнесла:

— Я пригласила вас, чтобы поделиться своей тревогой.

— Тревогой, ваше величество? Но по какому поводу? Ведь за последние дни как будто ничего особенного не случилось?

— Это вам только кажется, что не случилось! — с силой воскликнула Мария Федоровна. — Между тем мне только что сообщил один верный человек, что против нашего императора составляется заговор!

Тут Анна вспомнила, что Павел сам говорил ей о людях, недовольных его правлением. И теперь, видя тревогу императрицы, поняла, что эта тревога могла иметь основания.

— Но чем же могут быть недовольны заговорщики? — спросила она.

— О, у них очень много претензий! Моего мужа обвиняют в тиранстве, в том, что он многих арестовал и заточил в крепость, многих сослал. Говорят, что он унижает людей. Например, он запретил офицерам выходить в отставку и уезжать в свои имения, теперь они должны служить много лет. Говорят, зачем же тогда иметь поместья, если нельзя ими пользоваться? Также многие недовольны, например, его запретом проезжать мимо нашего дворца, а избирать окольный путь.

— Разве такой запрет существует? — удивилась Анна.

— Ах, моя милая, вы ничего не знаете! Для вас и для вашего кучера, конечно, такого запрета нет. Но это только для вас, да еще для десятка людей, близких к моему мужу. Всем же остальным появляться близ дворца, не получив вызова, запрещено. А еще люди недовольны требованием, чтобы при встрече с императором все тотчас же останавливались, выходили из саней и преклоняли колено, а дамы делали глубокий реверанс.

— Но это же самое естественное требование! — возразила Анна. — Ведь его величество — государь, и он вправе, и даже обязан, требовать от подданных почтения.

— Да, он вправе, но его мать вела себя иначе. И за годы ее правления дворянство привыкло к мягкости государыни. Я уже говорила мужу, чтобы он был мягче, и он не раз обещал мне это, но никак не может сдержать обещаний. Он слишком властный!

— Не знаю… — Анна растерялась. — Мне всегда казалось, что государь мягок… Да, но кто же эти заговорщики?

— В том и дело, что я этого не знаю! Называют то одних, то других. Почти все имена, которые я слышала, — это офицеры гвардии, из самых разных полков.

— Но ведь не может быть, чтобы сразу все полки были недовольны, — заметила на это Анна. — Так не бывает. Мой отец говорил мне (а он разбирается в этих делах), что в прежние царствования недовольство всегда накапливалось в каком-то одном полку.

— Да, верно, я тоже такое слышала. Но теперь мне называют то Преображенский, то Семеновский, то Кавалергардский. А главное, что говорят, — что за заговором стоит английский посол Уитворт. У него есть любовница, некая Жеребцова. И вот через эту Жеребцову англичанин передает свои желания заговорщикам.