Меч Севера - Люк Скалл

Выгнув шею, Коул устремил страждущий взгляд в голубое небо, видное над расщелиной. Стены были тридцати футов высотой. Из ямы — никакого выхода, пока не зайдет солнце, не остановятся все работы и Бешеные Псы не вытащат наружу шахтеров.

Уверенности у него не было, но Коул полагал, что работать оставалось еще час, прежде чем они смогут отправиться назад в Новую Страду. Все Должники и Осужденные получат теплой еды и по пригоршне медных монет — смешные деньги, которые смогут потратить по своему усмотрению, хотя всем надлежит вернуться в ночлежку вскоре после наступления комендантского часа, в противном случае их ожидали кошмарные последствия.

Коул тратил свой скудный заработок на свежие бинты и мазь от городского медика. Хотя рана в животе, казалось, заживала, из нее по–прежнему выделялся мерзкий гной, когда он чересчур напрягался. Сейчас она его беспокоила.

— Уф-ф, — произнес он.

— Спокойней, Призрак. Не надо, чтобы Бешеные Псы заметили, что тебе нехорошо. Эти ублюдки перережут тебе горло и пошлют за трупосеком, пока ты еще будешь дергаться.

Улыбчивый сверкнул ухмылкой, словно в этой перспективе имелось нечто забавное. Таких идеальных зубов, как у него, Коулу никогда не доводилось видеть, при этом жемчужно–белые зубы смотрелись на его лице чем–то инородным, в роде черешни, поданной на коровьей лепешке.

— Мне нужна вода, — прохрипел Коул.

Другие шахтеры окрестили его Призраком, и он таковым себя и чувствовал. Скорее мертвым, чем живым. С каждым днем он становился все бледнее и слабее. Седых волос у него теперь было гораздо больше, чем черных.

— У меня кончилась, — сказал Улыбчивый. В подтверждение он встряхнул свой бурдюк. — Ты мог бы спросить у отого тормоза. Я думал, вы сблизились.

Нахмурившись, Коул повернулся к третьему человеку, работающему в карьере. Тупой Эд колотил по скале с неослабевающим воодушевлением, сморщившись от сосредоточенности, будто колошматить кувалдой по стене — деликатная задача, требующая полной концентрации внимания. Быть может, Эду и не хватало мозгов, но он, казалось, никогда не уставал от этой тяжелой и отупляющей работы.

Коул посмотрел на бурдюк, висящий на поясе здоровяка, и облизнул сухие губы.

— Можно… можно мне немного твоей воды?

Слабоумный поднял глаза и открыл в замешательстве рот.

— Че?

— Твоей воды, Эд. Можно мне немного?

Эд опустил взгляд на бурдюк. Его широкое лицо расплылось в хитрой усмешке, и Коул вздохнул, тут же пожалев о том, что попросил у него об одолжении. Осужденные, которых привезли из подземелий Обелиска, были по большей части такими типами, которых за версту обойдет самая дешевая шлюха. В глазах Улыбчивого было что–то настолько мрачное, что это не могла скрыть даже его лучезарная улыбка. Дымина, тот постоянно бубнил про свое желание поджечь любого, кто находится рядом. Тесак уже оправдал свою кличку, горделиво похваляясь тем, что выпустил кишки несчастному педику, которого Деркин нашел в общей спальне, лежащим лицом вниз, в тот день, когда Коул очнулся от своей лихорадки. Тупой Эд, однако, отличался от всех. В нем не было злобы, а только неуемная склонность к подростковым проказам и несносная привычка заползать нагим к Коулу под одеяло посреди ночи, рассказывая испуганным шепотом о чудовищах, которые прячутся у него под кроватью. Поначалу Коул попытался выпихнуть его, но слабоумный устроил сцену и перебудил полспальни, и в конце концов Даварус позволил ему остаться. По крайней мере, благодаря громоздкому телу Эда, лежащему рядом, вероятность получить среди ночи удар Тесака уменьшалась вдвое.

— Пожалуйста, Эд, передай мне бурдюк. Я хочу пить.

Слабоумный улыбнулся.

— Вот, — прогремел здоровенный простак. Он протянул бурдюк.

Коул протянул руку, чтобы взять его. На него неожиданно накатила доброжелательность к этому здоровяку.

— Ты знаешь, Эд, мне все равно, что там другие говорят про тебя. По мне, так ты в порядке. — Тут он отшатнулся, когда вода плеснула ему прямо в глаз.

— Хурр хурр!

— Ты это кончай! — проскрежетал Коул.

Несмотря на свое негодование, он жадно провел языком по губам, слизывая всю стекающую по лицу воду до последней капли.

Не обращая внимания на гнев Коула, Эд опять тряхнул бурдюк. Его лицо расплылось в улыбке, он явно наслаждался своей выходкой.

— Хурр хурр! — снова пророкотал он.

Коул ухватился за бурдюк, прежде чем слабоумный успел без толку расплескать воду. Он попытался вырвать у него бурдюк, но, хотя у Тупого Эда был разум ребенка, его тело представляло собой шесть с половиной футов сплошных мускулов под слоем жира. Вдвоем они, сцепившись, перемещались по карьеру, шатаясь в неуклюжем танце. Эд хохотал так, что мог пробудить мертвых, а в Заброшенном краю это было очень реальной опасностью.

— Призрак! — Предупреждение Улыбчивого заставило Коула бросить взгляд вверх. В карьер пристально вглядывались хмурые лица.

— Эд, прекрати! За нами наблюдают Бешеные Псы, — настойчиво прошептал Коул.

Здоровяк не обратил на него внимания. С громоподобным хохотом Эд схватил его за запястья и стал кружить, как куклу.

Все вокруг него превратилось в размытое пятно. Черные стены карьера стали одним длинным темным туннелем, в центре — сияющее лицо Эда. Неожиданно Коул вспомнил свой кошмарный сон на борту корабля — о плавании в бесконечной бездне, зияющую глотку наделенного сознанием черепа–планеты, которая вот–вот поглотит его…

Это видение прервалось, когда Улыбчивый случайно получил сапогом Коула по физиономии и, оступившись, больно врезался в стену карьера.

Наконец движение замедлилось: Эд решил, что он достаточно поразвлекся. Слабоумный, грудь которого высоко вздымалась, опустил Коула наземь и нетвердой походкой пошел по карьеру, не переставая ухмыляться.

— Что за хрень там, внизу, творится? — проревел знакомый голос сверху. В карьер опустили кожаный такелаж. Поднимайтесь сюда! Если мне придется повторять, мои люди нашпигуют вас стрелами, и я пошлю за трупосеком, чтобы разделать вас на части.

— Хорошенькое дело, дерьмозгляки, — выпалил Улыбчивый. На его лице появилась скверная рана, и обращался он, наверное, и к Коулу, и к Эду. Он сверкнул зубами, но это была не лучезарная улыбка счастья, а оскал злого пса, который вот- вот разорвет кому–то горло. — Вы навлекли на нас беду.

Устало вздохнув, Коул ухватился за ремни такелажа. «Не пойму, и почему только со мной опять такое случилось», — подумал он.

Одного за другим всех троих вытащили из карьера. Когда Коула извлекли на поверхность и бросили на твердую землю, ему пришлось зажмуриться от неожиданно яростных лучей красного солнца над головой. Пустыня, которая и есть Заброшенный край, тянулась во все стороны: измученная черная земля, на которой мало что росло, местами разодранная, испускающая ядовитые газы. Малочисленные деревья, которым удалось пустить корни на этой земле, искривленно извивались и выглядели болезненно, их изуродовал мертвый, сокрушенный исполин, что лежал под землей.