Мерле и каменный лев - Кай Майер

Сноп солнечных лучей из оконца, упиравшихся в пол, освещал небольшую часть помещения. За желтой световой полосой царила непроглядная темень, и там ничего не было видно.

Мерле почувствовала себя маленькой и беспомощной. «Что мне теперь делать?» — думала она.

— Тебе надо его приветствовать. Он должен знать, что мы пришли с миром.

— Как он о тебе узнает, если ты сама с ним не заговоришь? — сказала Мерле.

— Узнает непременно.

— Кхм… Здравствуйте, — проговорила тихо Мерле.

В ответ — только шумные всплески голубиных крыльев.

— Фермитракс!

По ту сторону полосы света послышался шорох. Где-то глубоко во тьме.

— Фермитракс! Я пришла, чтобы…

Мерле прервала себя на слове, заметив, что тьма перед ней вдруг сгустилась, превратилась во что-то ощутимо плотное. Шорох затих, но ее словно ветром обдало, — чьи-то большие крылья распахнулись во всю ширь. Потом послышались шаги, мягкие кошачьи шаги, не такие гулкие и тяжелые, как у других львов. Тоже звериные, но — разумные. Выжидающе осторожные.

— Королева Флюирия — у меня! — выпалила Мерле и насторожилась: сейчас Фермитракс рассмеется.

От тьмы отделилась плотная тень ростом много выше и вдвое шире лошади. Еще один шаг — и огромная львиная голова оказалась в лучах утреннего солнца.

— Фермитракс, — выдохнула Мерле почти неслышно.

Мифический Предатель смерил ее надменным взглядом. Его передняя правая лапа было выпустила смертоносные когти, но тут же их убрала. Будто смерть блеснула пятьюдесятью клинками сразу. Каждая его лапа была с голову Мерле, зубы — размером с пальцы на ее руке. Грива льва, хотя и каменная, шелестела и волновалась при каждом его движении, как копна шелковистых волос.

— Ты — кто? — голос был густой и немного гортанный.

— Я — Мерле, — ответила она робко. И повторила: — Меня зовут Мерле. Я ученица Арчимбольдо.

— И носишь в себе Королеву Флюирию.

— Да.

Фермитракс медленно и величаво приблизился к ней.

— Ты открыла дверь. Там стоят солдаты, чтобы меня убить?

— Нет, все они сейчас на площади. Но могут скоро добраться сюда. Нам надо спешить.

Он сделал еще один шаг, и теперь солнце освещало всю его фигуру.

Мерле никогда в жизни не видела обсидиановых львов. Он был весь черный, как смоль, от носа и до пушистого кончика хвоста. Его бока, упругая спина и морда слегка поблескивали. Волосы роскошной гривы, казалось, непрестанно шевелились, подрагивали, даже когда он стоял спокойно. Его крылья, колыхавшиеся над ним огромными опахалами, были до трех метров каждое. Теперь он их снова сложил — совершенно беззвучно. Только снова дунуло ветром.

— Спешить, — повторил он ее последнее слово и углубился в свои мысли.

Мерле начинала терять терпение. Лев стоит и думает, — ни туда, ни сюда, а ей надо погибать из-за того, что он не решается ей довериться.

— Да, надо спешить, — сказала она твердо.

— Протяни ему руку.

— Ты не шутишь?

Королева не ответила, и Мерле с опаской подступила ближе к обсидиановому льву. Он смотрел на нее. Не шевелясь. Лишь когда она протянула ему руку, он тоже поднял правую лапу, дотронувшись до ее ладони.

Мерле с замиранием сердца увидела в нем происшедшую заметную перемену, его взгляд смягчился, стал живее.

— Королева Флюирия, — прошептал он тихо и склонил голову.

— Он тебя почувствовал? — спросила Мерле без слов.

— Каменные львы очень тонко чувствуют. Он ощутил мое присутствие, как только ты открыла дверь. Иначе тебе пришлось бы плохо.

Лев снова заговорил, но на этот раз его темные глаза были устремлены на Мерле с видимым интересом, словно лишь теперь он впервые ее увидел.

— Твое имя — Мерле?

Она кивнула.

— Красивое имя.

«Сейчас не время попусту болтать», — хотелось ей заметить. Но она снова только кивнула.

— Как тебе кажется, ты сможешь усидеть верхом на моей спине?

Она, конечно, предполагала, что такой вид верховой езды придется освоить. Но теперь, когда скачка на настоящем каменном льве — да еще на говорящем и летучем — предстояла с минуты на минуту, ноги у нее стали ватными, колени подогнулись.

— Тебе нечего бояться, — громко проговорил Фермитракс. — Только крепче за меня держись.

Она нерешительно подошла ко льву, а он опустился на пол, подогнув лапы.

— Садись же, — приказала Королева.

Мерле вздохнула и вскочила на льва. К своему удивлению, она почувствовала под собой тепло обсидиановой спины, которая под ней слегка прогнулась, и она оказалась в своеобразном удобном седле.

— За что мне держаться?

— Держись за мою гриву, — сказал Фермитракс, — ухватись покрепче.

— А тебе не будет больно?

Он тихо и немного горестно рассмеялся, но ничего не ответил. Мерле вцепилась в львиную гриву, — ни каменную ни волосяную, но упругую и податливую, как стебли подводных растений.

— Если в воздухе дело дойдет до сражения, — сказал лев и сурово взглянул в сторону двери, — прижмись к моей шее. А на земле я смогу прикрыть тебя крыльями.

— Ладно, поняла. — Мерле очень старалась, чтобы ее голос не дрожал, но это ей не очень удавалось.

Фермитракс встал во весь рост, быстро подкрался к двери и выскользнул на верхнюю лестничную площадку башни Кампаниле. Внимательно огляделся — как бы не задеть лестничные перила — и расправил крылья.

— Мы разве не спустимся вниз по лестнице? — обеспокоенно спросила Мерле.

— Ты же сама сказала — надо спешить.

Слова Фермитракса еще звучали в воздухе, а он уже мягко поднялся над балюстрадой и — ринулся вниз, в глубокий лестничный пролет.

Мерле даже взвизгнула, когда воздушный поток ударил ей в лицо и едва не сбросил со льва. Но тут же почувствовала сильный толчок в спину Фермитракс концом хвоста прижал ее к своей гриве.

У Мерле от страха чуть нутро не оборвалось, дыхание сперло — они падают, летят вниз… Сейчас разобьются… Но тут обсидиановый лев расправляет крылья над самым дном широкого лестничного ствола, планирует влево и со страшным ревом вырывается из открытых дверей башни Кампаниле как черная каменная молния, как невиданно огромное, тяжелое пушечное ядро ураганной силы.

— Сво-о-о-бо-о-ден! — его победный рев прорвал тяжелый утренний воздух, все еще отравленный смрадными испарениями Ада. — Свободен!!!

Все происходило так быстро, что Мерле не успевала запечатлевать в сознании даже отдельные сцены, не говоря уже о том, чтобы связать в единое целое и понять все увиденное и случившееся.