Завещание бессмертного - Евгений Санин

Бровь его недовольно переломилась — он заметил стоящего перед Эвдемом Демарха. Носильщик тоже увидел римлянина и невольно отступил на шаг.

— Написал? — приветливо спросил Луция Эвдем, не обращая внимания на Демарха. Взяв письмо, пробежал глазами по адресу. — Через час твое письмо уйдет в Афины, — пообещал он. — Ну, а если адресата там не окажется — в Рим!

Луций повернулся, собрался, было, уйти, но Эвдем придержал его за локоть.

—Останься! — предложил он. — Ты можешь услышать здесь немало интересного для себя. Например, о том, что организаторы заговора каждый день меняют место своих встреч, или послушать твоего старого знакомого Демарха. Целый год он следит за самым опасным домом в Пергаме, где живет некий купец Артемидор, и что же ты думаешь: уверяет меня, что там нет ничего опасного! Неужели за целый год заговорщики ни разу не выбрали для своих сборищ эту лавку?

—Дай его на полчаса мне и покажи, как пройти в твои подвалы — обещаю, он все тебе расскажет! — усмехнулся Луций, кивая на Демарха и с удивлением отмечая, что эти слова не произвели на пергамца ни малейшего впечатления.

—Этим от него ничего не добьешься! — покачал головой Эвдем. — Иное дело, что в моих руках — судьба всей его семьи…

— Господин! — задрожав всем телом, воскликнул Демарх. — Ты же обещал…

— И ты обещал помочь мне! — оборвал пергамца Эвдем. — Больше того, поклялся самой страшной клятвой выдать мне опасных людей, что бывают в этом доме: беглых рабов, купцов, чьи речи насторожат тебя, а еще лучше — самого Аристоника, если он вдруг поведет себя подозрительно!

— Как? — удивился Луций, вспоминая свой разговор с претором. — Он видит Аристоника?

— В том–то все дело! — воскликнул Эвдем. — Полностью положившись на этого Демарха, я доверил ему самый важный для меня дом, а он платит мне за свое спасение черной неблагодарностью. Я человек справедливый и мягкий, может быть, и прощу его. Но боги — боги, которыми ты, Демарх, клялся год назад, — они ведь не простят. Они обрушат самую страшную кару, болезни, беды, несчастья на твоих детей и жену. Этого ты хочешь?

— Что ты, господин, что ты! — с трудом владея собой, вскричал Демарх.

— Значит, ты помнишь свою клятву?

— Конечно, господин…

— И выполнишь ее?

— Да…

— Тогда вот что. Мне стало известно, что в лавке Артемидора сегодня или завтра должны собраться преступники. Даю тебе два дня сроку на то, чтобы ты сообщил мне о подозрительных людях в этом доме!

— Слушаюсь, господин… — чуть слышно пролепетал Демарх, направляясь к выходу.

— Постой! — остановил его Луций. — Подожди меня в коридоре.

— Слушаюсь, господин…

— Впрочем, нет! — поправился римлянин, понимая, что весь его разговор с агентом все равно через несколько минут будет известен хозяину. — Подожди здесь.

Он быстро вышел из коридора, миновал приемную, взошел по лестнице и, порывшись в сундуке, вернулся с кошелем золотых монет.

— Возьми, — протянул он деньги Демарху и, когда тот изумленно поднял длинные ресницы на римлянина, строго сказал: — Это деньги великого Рима. Дай их рабам, которые бывают в доме Артемидора, пусть они убьют этого Аристоника!

Эвдем метнул из–под бровей удивленный взгляд на нового, незнакомого ему Пропорция. После того как тот выдержал его, не отвернулся, не отвел глаз, подошел к Демарху и сам заложил тяжелый мешочек за пояс римлянину.

— Ты понял, что сказал тебе этот господин? — сурово спросил он.

— Да.

— Мне повторить его приказ?

— Не надо…

— Так чего ты тогда стоишь?

— Иду, господин… — прошептал Демарх и, поддерживая пояс руками, попятился из кабинета.

Эвдем вопросительно взглянул на Луция. Тот выдержал его взгляд, деланно зевнул, пожелал хозяину покойной ночи и затворил за собой дверь.

Выйдя из приемной, Луций нарочито громко скрипя ступеньками, сделал несколько шагов наверх, потом с кошачьей ловкостью спустился и спрятался за групповой статуей бородатых сатиров. Стараясь не дышать, он стоял, дожидаясь своего часа…

… Эвдем тем временем взял со столика письмо, подержал его, точно взвешивая, на руке. Потом достал из ящичка остро отточенный нож, приблизил его подрагивающими пальцами к восковой печати и отдернул руку, услышав в приемной шорох.

Несколькими быстрыми шагами он пересек кабинет, рывком распахнул дверь и крикнул испуганно замершим в почтительных поклонах агентам:

— Все свободны. Явитесь ко мне завтра с рассветом.

Вернувшись к столику, он уверенным движением отделил печать с изображением пантеры от письма, нетерпеливо развернул пергамент и впился глазами в написанные по латыни строки.

Прошло пять минут, десять, двадцать…

«Достаточно, и для того, чтобы прочесть письмо, и для того, чтобы принять решение», — подумал Луций.

Он вышел из–за статуи и взялся за ручку двери приемной. На лавках не было ни одного агента.

«Значит, я важнее для Эвдема, чем все его заговоры!» — с удовлетворением подумал он и распахнул дверь.

Эвдем, занятый своими мыслями, не сразу услышал, что кто–то вошел в кабинет. Заметив, как рванулись языки пламени на светильнике, недовольно бросил:

—Ты что ли, Протасий?

—Нет, я! — спокойно ответил Пропорций.

Эвдем вздрогнул, увидев на пороге римлянина, положил ладонь на раскрытое письмо, но, поняв, что уже выдал себя, поднял на Луция побледневшее лицо.

— Ну, и что ты теперь скажешь? — невозмутимо спросил Луций. — Как мне быть дальше с вашим неприступным царем?

Эвдем, подумав, спокойно ответил:

— Будем думать, Гней, или — как там тебя — Пропорций? — Луций кивнул. — Да, будем думать, как заставить Аттала завещать Пергам Риму. И надеяться либо на то, что мне все же удастся раскрыть заговор, либо на помощь твоего брата.

Эвдем нагрел над пламенем светильника отрезанную печать, ловко приклеил ее к письму и деловым тоном добавил:

— А теперь пора вызывать самого верного моего табулярия и Протасия.

— Протасия–то зачем? — не понял Луций, морщась от резкого звона колокольчика в руках Эвдема.

— А затем, — заслышав торопливые шаги в коридоре, вполголоса объяснил пергамец, — чтобы он передал мой приказ во все имения срочно ковать вместо серпов с мотыгами — мечи и наконечники для копий и стрел. Думаю, что совсем скоро они будут в очень большой цене!

Кузница, рисовавшаяся в воображении подходившего к ней Эвбулида мрачными красками, на деле превзошла самые дурные его ожидания.

С первого же взгляда на темный, приземистый сарай, из открытой двери которого пахнуло в лицо нестерпимым жаром, на рвущееся из горна пламя и раскаленную полоску металла на наковальне она показалась греку похожей на подземное Царство Аида.