Акушер-ХА! Байки - Татьяна Соломатина

– Ну, ещё по пятьдесят и пойдём на кресло! Потому что, сдаётся мне, воды у тебя отошли к такой-то матери! А ну, встань! – Зюзя была очень серьёзна. Всё-таки ответственный дежурный врач.

Лена привстала. Под ней растекалось светлое мокрое пятно.

– Мочой вроде не пахнет, – доверительно сообщил нам анестезиолог. У нас случился приступ хохота.

– Ну, пошли на кресло! – скомандовала Зюзя, и мы пошли.

Ленка, хохоча, вскарабкалась и приняла исходную позицию. Зюзя сосредоточенно изучала её недра.

– Ну вот, Татьяна Юрьевна! Шейка укорочена до полутора сантиметров. Открытие – два сантиметра. Подтекают светлые околоплодные воды. Извольте сами посмотреть.

Я надела перчатки и изволила. Да, действительно. Ригидные ткани чудесным образом становились эластичны и растяжимы не по часам, а прямо под рукой!

– А можно я? – спросил Серёжа.

– Ты – анестезиолог! Тебе пальцы в другое отверстие совать, если чего! Но если Елена не против, то мы дадим тебе посмотреть!

– Против, против! – просмеялась Ленка. – У меня раздражение после бритья, вот! Там не очень красиво, так что не надо никому смотреть! К тому же чего ты там не видел?

– А я с закрытыми глазами посмотрю-у-у! – заканючил Серёжа.

– Хорош паясничать! – рявкнула Зюзя. – Быстро пошли ещё по сто, доедим пиццу и в родзал переведёмся!

– Прихфатыфает? – строго уточняла Зюзя, быстро жуя пиццу и не забывая щедро отпивать коньячок.

– О! А! Да! – бурлила Ленка.

– Ну, щас доедим и пойдём оболочки плодного пузыря разведём, правильно, Татьяна Юрьевна?

– Слышь, Зюзя, правильно-то оно правильно, да только, может, начмеду позвоним? Ведь, если чего, вжарят обеих – и меня, как ординатора, и тебя, как ответственного дежурного врача.

– Стетоскоп! – проорала Зюзя в акушерку. Та мухой бросила едва подкуренную сигарету и понеслась на пост за трубкой.

– Нормально! Как космонавт! – вынесла вердикт Зюзя, приложив инструмент к Ленкиному пузу. – Ритмичное, ясное, чего ещё надо! Какое, на фиг, кесарево. Но ты Петровне позвони! – тыкнула она в меня пальцем.

– Да ты чего?! Меня уже и на работе-то нет!

– А хотите, я позвоню? – икнула весёлая Ленка. – Кстати, тётки, у меня живот вот так вот делает – раз! – и твердеет, потрогайте!

– О, а вот и она, регулярная родовая деятельность! Звони Петровне, Лен!

Начмед была вне зоны действия сети. Все очень обрадовались и позвонили Петру Александровичу, который всегда оставался и.о.

– Делайте, чего надо, только если что, чтобы мухой мне доложить, поняли?

– Ага!

– И это… Сам вас приучил, конечно. Ну, вы свою норму знаете. Кроме Зюзи, конечно, – вздохнул наш учитель.

Муж был отослан за следующей бутылкой. Он у Лены был не дурак и через полчаса стоял на пороге палаты уже с тремя ёмкостями жидкости для «протирки сосков» и почему-то с цветами.

– А они в родзал поднялись! – радостно известила его акушерка отделения патологии, вынося следы должностных нарушений собственноручно. Ни к чему санитаркам знать лишнего. И так весь этаж уже в курсе, потому что разговаривали мы громко да и надымили, как крекинговое производство.

– Что, уже?

– Чего она тебе, кошка? – надулась акушерка. – В родзал не значит – раз! – и выпрыгнул, как кролик из-за куста. Это, брат, делов часов на восемь как минимум.

На мужа надели бахилы, халат и маску. Мы же с Зюзей пребывали в расхристанном состоянии – в одних пижамах. Потому что коньяк, он не только соски укрепляет, а ещё и сосуды расширяет. Нам было жарко.

– Ленке коньяка больше не наливать!

– А сигарету? – канючила Ленка между схватками. К слову сказать – регулярными и нужной силы.

– Нет! – категорически отрезала Зюзя, разводя оболочки околоплодного пузыря. – В родзале курить нельзя! Санэпидрежим!

Лена родила через десять часов. Как по нотам. Это были классические роды. Потужной период был не менее прекрасен, чем период раскрытия. Ни разрыва, ни ссадины. «Ригидные» ткани тридцатилетней «перезрелой груши» не подвели. Мы все слишком индивидуальны, чтобы загонять нас в прокрустово ложе шаблонов. Особенно – из лучших побуждений.

Пятиминутку Пётр Александрович провёл, как всегда, за пять минут, в отличие от Светланы Петровны. Начмед наша была слишком занята конференцией и осведомлялась лишь о ЧП в роддоме. А ЧП не было. Всё было прекрасно и удивительно. Кроме стойкого запаха хорошего коньяка в родильном зале и храпа так и не пригодившегося анестезиолога. Впрочем, почему это «кроме запаха»? Коньяк-то был хорош!

* * *

История эта – от начала до конца – художественный вымысел. Не повторять. Опасно для жизни начмедов!

Ну и пьянству бой, разумеется!

Давным-давно, когда я ещё не знала, что ток – это направленное движение электронов преимущественно на север, а фамилия Эйнштейн вызывала исключительно юго-восточные ассоциации, я работала в родильном доме.

Он стоял особняком – в смысле обособленно – потому что не в традициях русского дворянства было объединять пятиэтажные «дворовые» постройки с «высотками» палат главного корпуса многопрофильной клинической больницы.

И не в традициях было спать по ночам на дежурстве, но…

Как-то уж так вышло. В родзале было пусто. И даже немного гулко. По коридорам не шаркали роженицы-шатуны и санитарки не елозили швабрами, ритуально гремя цинковыми вёдрами и рисуя на кафеле магические круги… Тиха роддомовская ночь. Долетишь до середины ночного дежурства – не смотри вниз…

Кстати, вас никогда не интересовало, что будет, если, падая во сне, вы долетите до конца? Я всегда просыпалась. Проклятый инстинкт самосохранения. В ту ночь, падая камнем вниз с огромной высоты без парашюта, дельтаплана или каких других приспособлений, я наконец заинтересовалась, правы ли все эти индейцы племени яки и прочие приверженцы прикладной эзотерики, что если, падая во сне, ты долетишь до конца, так ты ДЕЙСТВИТЕЛЬНО долетишь до КОНЦА? Да так, что не один травматолог уже не поможет?

Так что где-то там, в глубине своего научно-исследовательского сна, я решила не просыпаться. Не просыпаться до тех пор, пока хаос мистики не будет разоблачён, обнажив стоящую за всем этим истину – очень чешется колено…

И вот, когда бездна уже совсем готова была обнаружить дно, откуда-то сверху протрубили ангелы Господни. Очень звонко. Я бы даже сказала – ургентно…

Тут я должна пояснить неискушённому читателю, что это такое – ургентный звонок. Как и любой звонок, он начинается с кнопки, которую кто-то жмёт, приводя в движение электроны. После чего они начинают направленно двигаться преимущественно на север и поэтому громко ругаются и звенят по дороге. Может, и как-то иначе – я в физике не сильна. А давят на кнопку ургентного звонка, если привезли что-то очень тяжёлое. Не два ящика водки ко Дню космонавтики, а в смысле состояния. Шок, например. Кровотечение. Отслойка. Неотложное состояние то есть. Требующее немедленного вмешательства. Когда звенит этот самый звонок – врач должен хватать что надо и бежать быстрее в сторону пациента, иначе тот из неотложного состояния отчалит в состояние временно отложенное, где не предъявляют никаких жалоб, где нет ножевых и пулевых ранений, где не умирают от тромбоэмболии лёгочной артерии и геморрагического шока. Где всем хорошо, потому что два раза за одно и то же не судят. Так что врач, заслышав такой звонок, должен срочно прибыть в чём есть и не допустить этого самого «хорошо». Потому что нет в медицине состояния «хорошо» или «плохо». Есть состояние удовлетворительное, средней тяжести, тяжёлое и крайне тяжёлое. И вот врач прибегает на звон и делает из крайне тяжёлого состояния состояние тяжёлое или средней тяжести. А потом – удовлетворительное. И этим, собственно, удовлетворяется. «Хорошо» пусть каждый потом сам себе делает. Если врачи будут всем делать хорошо, то уже не врачи они никакие, а… А если он не прибежит вовремя, то врачу его гражданская совесть, начмед, главврач, гор– и облздрав и всякие прочие летальные комиссии и юридические лица сделают состояние, несовместимое с жизнью. То есть «хорошо»…