Каков есть мужчина - Дэвид Солой

Она сказала:

– Я думаю, эти карты говорят о том, что, может быть, тебе нужно перестать все время думать о своей… штуке.

Он рассмеялся:

– Моей штуке?

– Об этом.

Она ткнула в «это» пальцем.

– Короче, – сказала она, глядя ему в глаза, – тебе пора перестать бегать за юбками.

– Но я не бегаю за юбками. Я не такой.

– Нет, ты как раз такой.

– Даю слово, – сказал он ей, – я не такой.

Модель их отношений просто идеальна, думает он. Он не может представить чего-либо более идеального. Не может представить свою жизнь более счастливой, чем сейчас.

Большущие склады завода «Стелла Артуа» в Левене, дымящие трубы, чуть размытые мелким дождем.

Как хорошо он знает это шоссе на всем его протяжении, его различные покрытия, звук шин на них, и канавку при переезде из Фландрии в Валлонию. Как часто в те годы, когда учился в Генте, он проезжал по этой дороге, и каким небольшим кажется теперь это расстояние, всего часть его большого путешествия – он ведь уже на полпути в Льеж, а ведь как будто только что покинул Брюссель.

И вот он, Льеж – место, где дорога ныряет в долину.

По мере того как он поднимается на другой стороне, обходя медлительные грузовики, в лесах начинают появляться сосны.

Внезапно все кажется таким свежим.

Ему нужно закончить статью для «Журнала английской и германской филологии»; он надеялся уже дописать ее. Вопрос заключается в том, переходила ли в некоторых случаях фонема æ в пред-западно-саксонский период в a или же исходное изменение от a к æ, постулируемое для западногерманского периода, иными словами до заселения англосаксов в Британию, никогда в действительности не происходило. Принципиальным свидетельством в пользу прежней гипотезы всегда являлась форма Slēan[37] – если удастся показать, что эта форма являет собой аномалию, тогда этот тезис, освященный веками, окажется под большим вопросом. Отсюда вытекает значимость его статьи, уже, в принципе, принятой к публикации журналом, «Аномальные факторы формы Slēan – некоторые предположения».

Выступая на симпозиуме УКЛ на прошлой неделе, он опирался на материал из своей статьи, как бы поддразнивая коллег. Довольно смелый шаг. (Надо было видеть лицо Макинтайра!)

Да, это могло быть именно тем, чего он искал, – тем самым открытием, которое сделает его имя в мире германистики нарицательным. И тогда его труды сделаются обязательными к прочтению в профессиональных кругах. Мировая власть. Так что этому стоило посвятить время – и с этой целью уединиться на все оставшееся лето. Перестать постоянно думать о своей штуке.

Он сидит в большом кафе при автосервисе «Шелл», с плакатом «Формулы-1», ест сэндвич с сырокопченой колбасой и пьет минеральную воду. Трасса Спа-Франкоршам где-то неподалеку, в этих лесах.

В кафе немного посетителей. Даже несмотря на самый разгар лета – вторая неделя июля, – погода держится скверная, и мало кому охота проводить время здесь, в лесах, когда то и дело льет дождь, окутывая темные стволы сосен белесой пеленой.

Озябшими руками он заливает в машину бензин. Ему кажется, что здесь все дешевле, чем в Германии. Но он не уверен. В любом случае, за бензин платит Станько. Он засовывает чек в бумажник, рядом с другими чеками, и снова выходит под дождь.

Здесь заканчивается известная ему дорога – дальше шоссе идет на восток к Кельну. Сидя в машине, он просматривает карту, распечатанную с «Гугла». Нечеткая линия отмечает по диагонали путь от того места, где он находится, до Германии, мимо Люксембурга. Шоссе Е 42. Кажется, ничего сложного. Он складывает карту и еще недолго сидит, слушая, как дождь барабанит по крыше, и допивая кофе. Люксембург. Он никогда там не был. Все равно как графство Суррей было бы страной. Нелепость. Аномалия. Как Slēan. Нарицательное имя. Он должен посвятить себя работе. Перестать думать о своей штуке. Пора повзрослеть. Если в двух словах. Ему понравилось, как она это сказала.

Все ветровое стекло залито дождем. Лето. И все же в дожде есть что-то романтическое. Людей вокруг немного. Это была ее идея – встретиться во франкфуртском аэропорту. Не в аэропорту города Франкфурт, а во Франкфурт-Хане, где нет излишеств, глубоко в сельской местности, и совсем не близко к Франкфурту; Франкфурта даже нет на его карте с «Гугла», даже при том, что маленькая точка, обозначающая аэропорт, почти в самой середине. Они привыкли к подобным аэропортам, эти любовники. Сонное местечко рядом с какой-нибудь деревней, откуда делают максимум двадцать рейсов в день. Они уже побывали за этот год – туда-сюда – раз десять в таких местах. Туда-сюда. Туда-сюда. Это была ее идея – встретиться там и завершить поездку в Скавину вместе, побыть вдвоем, проведя пару ночей в дороге.

Найти аэропорт оказывается труднее, чем он думал. Приходится порядочно поколесить – съехать с прямого полотна Е 42 на узкие, извилистые дороги, объезжая тракторы. Кругом холмы. День серый и влажный. Указателей меньше, чем надо бы. Оказавшись в какой-то деревне, он начинает волноваться, что в итоге может опоздать, и вдруг – он уже на месте. Вскоре он движется среди припаркованных машин, в спешке высматривая свободное место.

Он находит место.

И тогда происходит это.

Громкий противный металлический скрежет, причину которого он не сразу понимает.

А когда понимает, у него схватывает сердце.

Когда сердце отпускает, он сильно потеет.

Она поднимает глаза от журнала и улыбается.

– Извини, опоздал, – говорит он.

– Ты не опоздал. Самолет прилетел раньше.

– Все нормально?

Она убирает журнал в сумку.

– Да. Отлично. Ты, наверное, устал, – говорит она, глядя на него. – Он выглядит бледным, взволнованным. – Ты долго был за рулем.

– Вообще-то все в порядке, – говорит он. – Возможно, усталость накроет меня потом.

– Хочешь чего-то поесть?

– Ну…

Он думает об этом. Он был голоден еще полчаса назад. Он ничего не ел весь день, не считая pain au chocolat[38] на пароме и сандвича с колбасой в Арденнах, под дождем. Но теперь он почему-то не голоден. На самом деле ему слегка нехорошо от того, что случилось с машиной Станько, с его шикарным внедорожником.

– Может, поем немного, – говорит он. – А ты ела?

– Что-то перекусила.

– Может, поем, – повторяет он.