Идея фикс - Софи Ханна

– Да уж, – проворчала Фрэн, – никто не сравнится с ним, если дело доходит до избавления от сгнивших овощей.

Взглянув на Кита, я ужаснулась отразившемуся на его лице отвращению. Но он улыбнулся мне, подав взглядом тайный сигнал, явно выражавший: «Обсудим это позже».

Я улыбнулась ему в ответ, благодарная, что он дал мне почувствовать себя сторонним наблюдателем, не причастным к безумию Торролд-хауса. Не имевшим ни малейшего отношения к этому безумию.

Мы все напряженно смотрели, как Антон открыл входную дверь и вынес во двор коробку с бывшей капустой.

– Порядок! – воскликнул папа, хлопнув в ладоши. – Вернемся к делам насущным: хлебу и вину.

Мы доели остывшую лазанью – хотя папа уверял, что она по-прежнему «с пылу с жару», а мама все озабоченно верещала, что надо бы разогреть ее в микроволновке – и выпили найденного вина, сочтя его лишь довольно приятным. Потом, покончив с этим хваленым напитком, мы выпили немного обычного вина. Отец брюзжал, сетуя на то, что мама уронила бутылку на ковер, и подчеркивал, что капуста-то уже все одно сгнила, зато «бутылка легко могла разбиться» и не разбилась только случайно. Кит старался не позволять папе то и дело подливать ему в бокал вина, а папа окончательно надоел нам с Фрэн и поразил Кита своими взглядами на выпивку и вождение машины:

– Говоря начистоту, если вы не можете водить машину дисциплинированно, немного перебрав, то вы и вовсе не умеете ее водить. Хороший водитель остается хорошим водителем, трезв он или подвыпил.

Затем ни с того ни с сего мама разразилась слезами и выбежала из комнаты. Ошеломленные, мы в недоумении слушали, как она плачет, поднимаясь на второй этаж.

– Что это с ней? – повернувшись к Фрэн, спросил папа. – Как по-твоему, может, перепила вина?

– Не знаю, – ответила сестра. – Почему бы тебе не предложить ей пару часов первоклассно поездить на машине? Если она разобьется, то перепила. Если нет, значит, нет. Или, наоборот, согласно твоим взглядам?

– Сходите, проверьте, что с ней, – сказал отец. – Кто-нибудь из вас. Конни?

Я уперлась взглядом в тарелку, непоколебимо игнорируя его. Фрэн вздохнула и отправилась на поиски мамы.

– Сию минуту мы будем пить ароматный чай, а на десерт у нас, по-моему, яблочно-ревеневый пудинг, – сообщил папа.

Он имел в виду, естественно, что мы получим и то, и другое в ту самую минуту, когда вернется мама. Я подавила сильное желание сказать Киту: «Мой папа может подлизываться к тебе и навязывать свое лучшее вино, но просто по жизни не способен налить тебе чашку чая, сколько бы лет ты ни провел, сидя за кухонным столом и изнывая от жажды».

В тот момент это поразило меня как своеобразная форма жестокости: как можно, зная и, по общему мнению, любя детей – к примеру, собственных дочерей, – прожить с ними тридцать четыре года, ни разу не предложив им чашку чая или кофе, в полной уверенности, что это обязан сделать кто-то другой?

Фрэн вернулась с раздосадованным видом.

– Она сказала, что скоро спустится. Расстроилась из-за капусты.

– Да почему же, ради бога?! – раздраженно спросил папа.

– Мне не удалось добиться от нее подробностей, – пожав плечами, ответила сестра. – Если тебя это так волнует, спроси ее сам.

Несколько минут спустя мама с заново сделанным макияжем вплыла в кухню и с преувеличенной живостью принялась рекламировать десерт с заварным кремом. Злосчастная сгнившая капуста больше не поминалась.

Через два часа, вкусив пудинга с чаем, мы с Кристофером сумели сбежать. По возможности, дипломатично мой друг отклонил попытки папы настоять на доказательствах способностей к вождению, несмотря на четыре больших бокала вина. Он оставил свою машину возле Торролд-хауса – признав полную правоту папы в вопросе пьяного вождения, разумеется, но напомнив, что среди дорожной полиции полно консерваторов, – и мы отправились в Роундесли пешком, что заняло примерно полтора часа. Время в дороге пролетело почти незаметно: мы бурно обсуждали моих родных.

– Фрэн постоянно подкусывает вашего папу, а он вовсе не реагирует, – бодро заметил Кит, сразу заметно оживившись, когда мы выбрались на свободу. – Даже не замечает. Остроумные у нее подколы. Она похожа на своеобразную Дороти Паркер[27] из Калвер-вэлли. Если б я посмел хоть раз поговорить подобным образом с моим отцом, он вычеркнул бы меня из завещания.

Тогда Кит еще поддерживал со своими родителями нормальные отношения.

– Кто такая Дороти Паркер? – спросила я.

Он рассмеялся, очевидно, подумав, что я спросила это в шутку.

– Нет, правда, кто она такая? – опять спросила я.

– Знаменитая едким юмором личность, – пояснил Кит, – и Фрэн ей под стать: «Никто не сравнится с ним, если дело доходит до избавления от сгнивших овощей». По-моему, именно так могла бы выразиться Дороти Паркер. Твой папа не понял, что Фрэн высмеяла его за то, что он обидел Антона столь унизительной рекламой: «Никто не справится лучше него с критической ситуацией». Верно, если для разрешения кризиса нужно всего лишь вынести на помойку испорченную пищу. Это единственный раз, когда твой папа сегодня вообще уделил внимание Антону, он ведь так старался обольстить меня. Неудивительно, что Фрэн разозлилась.

– Увы, та зловонная капуста достойна сожаления, – мрачно провозгласила я, и мы оба прыснули от смеха.

Февральский день выдался промозглым и холодным – уже близился вечер, – и зарядивший вдруг дождь вызвал у нас новый взрыв смеха: благодаря папе и его оригинальному вину нам предстояло промокнуть до нитки.

– Очевидно, твою маму ужасно расстроило, что миссис Капуста так подло уклонилась от звездной роли в кухонном представлении, – заметил Кит, изо всех сил стараясь выглядеть серьезным.

– Она терпеть не может любых лишних трат, – пояснила я, – вот и расстроилась, что не сберегла в прошлом году капустные двадцать пенсов.

– По-моему, ее ужасно смутило, что это случилось на моих глазах. Если б она так и сказала, я заверил бы ее, что меня это совершенно не волнует. Мне и в голову не придет плохо подумать о том, кто хранит протухшие сжиженные растительные отходы в… – Смех задушил последние слова Кита, и он разразился безудержным хохотом.

Когда мы наконец отсмеялись, я сказала:

– На самом деле ты прав лишь отчасти. Да, она смутилась, но не из-за той роковой гнили. Внешние приличия важны для мамы, но ее Божеством является контроль. Она так добросовестно старается контролировать каждый аспект своей жизни и семейного мира, причем большей частью, надо признать, весьма успешно. Время замерло для нее, мир съежился до размеров кухни в Торролд-хауса, поток вселенской энергии замедлился до предела – даже он не смеет спорить с Вэл Монк. И вдруг она находит капусту, пролежавшую в забытьи долгие месяцы, если не годы – совершенно без ее ведома, превратившуюся в зловонное черное месиво, а она о том и понятия не имела. Да к тому же эта гниль внепланово обнаруживается проклятым днем во время приема гостей. Мама пыталась продолжать обед, делая вид, что все в порядке, но это оказалось выше ее сил. Она не способна смириться с тем, о чем наглядно свидетельствовала эта злосчастная капуста, – о том, что маме подвластно не все. На первый план вышли силы смерти и разрушения, они заправляют миром. Они поселились в этом доме, и выгнать их оттуда не способна даже моя здравомыслящая и организованная мать с ее обязательной книжицей «рецептов на неделю» и календарем с заботливо отмеченными днями рождений.